— Но! — кричу я и бегу за ним, разбрасывая по дороге трусы и презервативы. — Но трансвестито! Руссо туристо — натуралисто!
Поздно. Чиполлино уже след простыл.
Я падаю на кровать. Проклятая Мурка! Вечно она все теряет, забывает, путает, а ты отдувайся! А у меня, между прочим, личная жизнь горит из-за ее рюкзаков и чемоданов! Я чувствую, как у меня перехватывает горло, и готовлюсь всплакнуть. Но тут в комнату вваливаются девицы.
— По кому траур? Видели Чиполлино, скакал, как заяц под обстрелом, — радостно сообщает Мурка, тряся над головой бутылкой водки. — Вот, полюбуйся, «Столичная»!
Я доступно объясняю, что траур по моей личной жизни.
— И черт с ней! — отрезает Мурка. — Собирайтесь, пора вызволять из плена предметы первой необходимости!
— Ага, — саркастически ухмыляюсь я. — Такой первой необходимости, что ни разу нам не понадобились!
Мне очень хочется сказать Мурке какую-нибудь гадость, но она не обращает на меня никакого внимания. Побросав вещички в чемодан и залакировав сверху «Столичной», она хватает Мышку за руку и увлекает к выходу. Я плетусь за ними. На улице Мурка плюхается в первое попавшееся такси. Я лично, как держатель общественных денег, на такую трату санкций не давала, о чем недвусмысленно заявляю Мурке. Но она делает вид, что не слышит, и мне ничего не остается, кроме как скрипнуть зубами и поместиться рядом с ней.
Через полчаса мы подъезжаем к роскошной вилле в аристократическом районе. Мурка охорашивается. Мышка испуганно жмется к моему боку. Я принимаю независимый вид. Мы вылезаем из такси, отыскиваем нужный дом, распахиваем витую чугунную калитку и по дорожке, посыпанной красным песком, двигаемся к двери. Над нашими головами виноградная лоза целуется со шпалерными персиками. Издалека раздается крик павлинов. (Мурка предполагает, что индюков, но это дудки.) Белые розы тянут к нам нежные головки. Мы стучим в дверь хорошо начищенным медным молотком. Дверь распахивается. На пороге стоит мужчина. Немая сцена.
Три челюсти с глухим стуком падают на три отнюдь не впалые груди. Потому что перед нами стоит не мужчина. Перед нами стоит Мужчина. Он улыбается тридцатью двумя зубами, не знающими унижения пломбой. Он щурит аквамариновый глаз. Смуглыми длинными пальцами с идеальным маникюром он приглаживает черные волосы и еще шире распахивает дверь.
— Добро пожаловать, дорогие синьоры! — произносит он бархатным голосом на прекрасном русском языке, слегка смягчая гласные и приседая на согласных.
