– Знаю, знаю, о ком ты говоришь, – воскликнул он, не дав ей кончить, – об этом несчастном эпилептике, умершем от внутреннего кровоизлияния. Ладно, раз ты не в духе, не будем больше касаться этого: ты только сделаешь мне больно и испортишь весь день.
К столу были поданы яйца всмятку, котлеты, сливки. Снова наступило молчание, и хотя Клотильда продолжала дуться, она уписывала еду за обе щеки. Она любила поесть и не считала нужным это скрывать кокетства ради. Доктор волей-неволей рассмеялся и заметил:
– Меня успокаивает, что у тебя хороший аппетит… Мартина, подбавьте-ка барышне еще хлеба!
Мартина, по установившемуся обычаю, прислуживала им, без церемоний наблюдая, как они едят, иногда даже вступала с ними в беседу.
– Сударь, – сказала она, нарезав хлеб, – мясник принес счет. Оплатить?
Подняв голову, Паскаль взглянул на нее с удивлением.
– Почему вы меня спрашиваете? Вы ведь всегда оплачиваете счета без моего ведома.
Деньгами и в самом деле распоряжалась Мартина. Капитал Паскаля, помещенный у плассанского нотариуса, г-на Грангийо, приносил кругленькую сумму в шесть тысяч франков. Каждые три месяца на руках у служанки оказывалось полторы тысячи франков; она расходовала их с наибольшей выгодой для семьи, делала все покупки и сама за все платила, наводя при этом строжайшую экономию; и скупость Мартины служила поводом для неистощимых шуток. Клотильда тратила очень мало, да и к тому же не располагала собственными деньгами. А доктор брал на карманные расходы и на опыты из тех трех-четырех тысяч франков, которые все еще зарабатывал ежегодно. Таким образом, в ящике его секретера скопилось немало золота и банкнот, но точной цифры он и сам никогда не знал.
– Конечно, сударь, плачу по счетам я, – возразила служанка, – но лишь в тех случаях, когда сама покупаю продукты; на этот же раз сумма очень велика, и все из-за этих ваших мозгов, которые поставляет мясник…
Доктор резко ее прервал:
– Только этого не хватает! Неужели и вы тоже ополчились против меня? Нет, нет, это уж слишком! Вчера вы обе очень меня огорчили, и я не на шутку рассердился. Пора положить этому конец, я вовсе не желаю, чтобы наш дом превратился в ад… Две женщины против меня одного, да вдобавок вы ведь единственные, кто меня любит! Право же, хоть беги от вас куда глаза глядят!
Он не сердился, он шутил, хотя дрожь в голосе выдавала его волнение. Со свойственным ему веселым добродушием он добавил:
– Если вы, голубушка, опасаетесь, что в этом месяце не сведете концы с концами, скажите мяснику, пусть пришлет мой счет отдельно… Будьте спокойны, я не попрошу вас добавлять из своего кармана, ваши неприкосновенные сбережения останутся целы.
