В то утро Паскаль уединился в своей комнате, которая выходила на север и была затенена густой листвой платанов; ее скромная обстановка состояла из железной кровати, секретера красного дерева и большого письменного стола, где доктор держал ступку и микроскоп. Паскаль с бесконечными предосторожностями заканчивал сейчас изготовление очередной порции своей жидкости. Он уже истолок нервное вещество барана, развел его дистиллированной водой, и ему оставалось только сцедить и профильтровать полученный раствор. Наконец Паскаль получил маленькую бутылочку мутноватой жидкости опалового цвета, отливающего голубым, которую он долго рассматривал на свет, словно у него в руках была кровь, предназначенная для обновления и спасения всего мира.
Легкий стук в дверь и настойчивый голос оторвали доктора от его раздумий.
– Что же это, сударь, уже четверть первого, разве вы забыли, что пора завтракать?
Внизу, в прохладной столовой, его давно ждал завтрак. Все ставни, кроме одного, были закрыты. В столовой, светлой комнате с жемчужно-серыми деревянными панелями, оживленными синим бордюром, стояли обеденный стол, буфет, стулья, вероятно, составлявшие когда-то часть той обстановки в стиле ампир, которая была разбросана теперь по другим комнатам; светлые стены еще резче подчеркивали густой цвет красного дерева. Всегда тщательно начищенная висячая лампа из полированной меди горела как солнце; а на стенах цвели четыре огромных букета – левкои, гвоздики, гиацинты, розы, нарисованные пастелью.
Вошел сияющий Паскаль.
– А, черт побери! Я совсем заработался, мне не терпелось кончить. Но зато я добыл ее наконец совсем свеженькую и на сей раз идеально чистую! С ней можно творить чудеса!
И он показал пузырек, который захватил с собой в пылу работы. Только сейчас он заметил, что Клотильда держится натянуто, молчит и не улыбается. Глухая досада, что ей пришлось так долго ждать Паскаля, вновь пробудила в ней враждебность, – она еще утром сгорала желанием броситься ему на шею, а сейчас замкнулась в себе и стояла неподвижно, словно окаменела.
– Так, так! – сказал он, не утрачивая бодрого расположения духа. – Мы все еще дуемся! Нехорошо! Значит, тебя не приводит в восторг мое колдовское зелье, воскрешающее мертвых?
Он уселся за стол, и девушка, заняв место напротив него, ответила нехотя:
– Ты знаешь, учитель, я всегда восхищаюсь тобой… Только мне хотелось бы, чтобы и другие разделяли мое восхищение… Но смерть бедняги Бутена…
