Томас Джефферсон. «Декларация независимости»
ИЮЛЬ, 1776. ФИЛАДЕЛЬФИЯ
Воздух в студии художника был пронизан лучами света, втекавшими не только через два больших окна в стене, но и через застекленный квадрат в потолке. Джефферсон подумал, что такую новинку он был бы не прочь использовать при намеченной перестройке своего дома в Монтиселло. Правда, придется искать какое-то сверхпрочное стекло, чтобы оно смогло выдержать груз снега в зимние месяцы. А может быть, просто прикрывать его крепкими ставнями?
Художник Чарльз Пил обещал ему, что позирование не займет больше часа, что речь идет только о предварительном эскизе, ибо он мечтает — считает своим долгом — написать в конечном итоге портреты всех депутатов Конгресса, проголосовавших за Декларацию независимости. А уж упустить шанс запечатлеть на полотне ее автора — нет, такого он никогда бы не простил себе.
Выглядывая из-за мольберта, бросая быстрый взгляд, нанося несколько штрихов то карандашом, то углем, Пил развлекал гостя рассказами о годах своей учебы в Англии, у знаменитого Бенджамина Веста, потом перескакивал на годы юности, когда он зарабатывал на жизнь ремеслом седельщика в Аннаполисе, и как его кредиторы-лоялисты, узнав, что он вступил в общество «Сыны свободы», сговорились и довели его до разорения, так что ему пришлось на время сбежать в Бостон, и как именно там у него открылись способности к рисованию и он нашел свое настоящее призвание.
Оглядывая висевшие на стенах картины, Джефферсон невольно то и дело возвращался взглядом к портрету женщины, застывшей над кроваткой с мерт-вым ребенком. Пил уже рассказал ему, что его дочь умерла полгода назад от оспы и что Рашель — «моя жена» — захотела иметь память о ней навсегда. Лицо четырехлетней покойницы выглядело неожиданно взрослым, почти старушечьим, чепчик с кружевами обрамлял его светящимся полукругом.
«Захотела бы Марта иметь портрет нашей Джейн? Наверное, нет. Болезненные воспоминания и так живут в ее душе слишком долго, отказываются умирать. А может быть, это она сама не дает им умереть, раствориться в реке забвения? Будто ощущает, что забыть — это предать любовь к умершей? А я? Моя мать умерла всего три месяца назад, а я готов забыть эту смерть уже сегодня. Зато я шесть недель после ее смерти мучился теми дикими мигренями. Не было ли это наказанием свыше за слабость сыновних чувств?»
Его рука время от времени поглаживала портфель, лежавший рядом на стуле. Ему не терпелось перечитать новое издание трактата Томаса Пэйна «Здравый смысл», лежавшее там, но он опасался обидеть художника таким явным невниманием.
