Дело было далеко после войны, когда Зёня уже по девкам бегал. Как-то терпение Александры Сергеевны лопнуло, и она попросила Людмилу, старшую дочь, помочь ей с воспитанием Зёни, дескать, он же твой брат...
— Просто поговори с ним, вразуми...
— Мама, — прямо ответила Людмила, — ты вышла замуж за морального урода и такого же урода произвела на свет. Понимаешь? Ему ничто не поможет. Но я поговорю.
Конечно, вмешательство Людмилы ни к чему хорошему не привело. Зёня удивительно успешно превращал любое направленное на него добро в зло против доброхотов. Скорее всего, ему дано было понимать только силу, но прибегать к ней было некому. Отпороть злобного юнца мог бы только отец, но увы... Время было упущено, отца не стало... Да и отец тот был вовсе не той категории, которая требовалась в данном случае.
После первой неудачи Александра Сергеевна не сдалась и попросила Бориса Павловича повлиять на Зёню. Ее старший сын умел найти подход к человеку, пристыдить его или приструнить, направить в хорошую сторону. Об этом все знали.
Борис Павлович долго беседовал с младшим братом, словно на случайный перекур пригласив его во двор. Там он то увещевал Зёню, то вызывал на откровенность и помогал высказаться, то напутствовал, но все было тщетно. В конце концов, Зёня не выдержал. Видя, что надоедливый и нудный старший брат затягивает разговор, он решил грубо оборвать его.
— Да иди ты лесом со своими проповедями! — закричал он. — Нашел кого защищать — халдейскую блудницу! — это он о матери так выразился.
Борис Павлович побледнел и невольно схватил охальника за грудки.
— Что ты сказал? Ну-ка повтори! — давал он Зёне возможность одуматься и извиниться.
— И повторю, — нагло выкатил тот булькатые водянисто-блеклые глаза. — Твоя мать — грязная блудница, а сам ты басурманин и халдей!
Борису Павловичу ничего не оставалось, как влепить распоясавшемуся и кривляющемуся наглецу зуботычину. Зёня, конечно, упал.
И тут из хаты выскочила Александра Сергеевна, с криками кинулась к поверженному.
— Люди, спасите! Халдей убивает Зёню! Будь ты проклят, тьху на тебя! — повернулась она к Борису Павловичу.
Борис Павлович от неожиданности остолбенел.
— Мама, ничего с ним не случится... Но за что ты меня проклинаешь?
— Чтоб ты сдох, зря тебя на войне не убило!
— Ну мама, тогда получай от Зёни то, что заработала, — с досадой махнув рукой, сказал Борис.
Зажав руками уши, он, словно оглушенный, ушел со двора. Его давила обида на мать и донимал стыд перед младшим братом, который получил моральную победу в их стычке и как бы полное право изгаляться над матерью и в дальнейшем. Борис Павлович был отходчивым человеком, но тут не показывался к матери месяца два.
