Но старость — не радость, она никого не щадит, поражает лютыми болезнями одинаково смелых и нерешительных. Можно только догадываться, что именно приключилось с Ефросиньей Алексеевной, по одной неприятной истории из времен немецкой оккупации, которую вспоминали Прасковья Яковлевна и Борис Павлович, ее муж.
Сообразив в начале войны, что его заберут на фронт, Яков Алексеевич постарался законсервировать и спрятать съестные припасы так чтобы, с одной стороны, их надолго хватило его семье, а с другой стороны, чтобы их не нашли чужие люди. В частности, он засмолил бочонки с медом и закопал на пасеке. Ту пасеку даже его внуки помнят. Это был небольшой участок земли, обсаженный чудесными кустами чайной розы. Как и везде, тут живая изгородь тоже регулярно подстригалась, отчего цвела долго и обильно. Именно под этими кустами Яков Алексеевич и сделал тайник.
И вот настало время испытаний. Для Якова Алексеевича остались позади недолгое участие в боях, окружение и плен, болезнь после возвращения из концлагеря. Настала поздняя осень. В селе свирепствовали оккупанты, охочие до «курок» и «яек», до сала и меда. Наличествующие продукты они вольно изымали, для порядка припугнув хозяев. Но ведь хорошего всегда мало. Так получилось, что только вчера у Якова Алексеевича забрали все «яйки», переполовинили «курок», а сегодня снова явились попрошайки, уже другие.
— Курки, яйки есть? — произнес один из них заученную фразу.
— Нет ничего, — развел руками хозяин. — Только вчера вашим людям последнее отдали.
— А-а последнее… — двусмысленно протянул немец, дескать, не ври. — Не последнее. Где остальное?
— Нет ничего, — повторил Яков Алексеевич. — Ищите сами.
Немцы порылись по закромам и ничего не наши, тогда они сняли с гнезда одну несушку и направились к выходу со двора. За воротами их окликнула убежавшая от греха подальше Ефросинья Алексеевна.
— Иди сюда, — поманила она немцев крючковатым пальцем.
Немцы подошли:
— Что мама хочет?
— Обманул он тебя.
— Обмануль? Что есть обмануль?
И Ефросинья Алексеевна в доступных словах растолковала врагам, что ее зять закопал в палисаднике посуду с медом.
Немцы вернулись во двор, конечно, выкопали и забрали мед. Если бы только этим обошлось. Так нет же — Якова Алексеевича завели за угол сарая и высекли.
— Эх, мама… — только и сказал он после экзекуции, когда немцы ушли. — Зачем вы так?
— А ты не ври…
— Больная она, Яша, — проговорила Евлампия Пантелеевна. — Все, Яша, отныне помни об этом и делай все с оглядкой.
