Это довольно редкое сочетание качеств многих ставило в тупик, но именно оно позволило ей, после того как без посторонней помощи родила первых своих детей, стать знатной на всю округу сельской повивальной бабкой.
***
Хорошую жизнь прожила Ефросинья Алексеевна, полезную. И примерную. Она была преданна мужу, семье, детям и не раз на деле доказывала это.
Вот хотя бы в голодные годы…
Тогда она уже овдовела и жила с семьей младшей дочери, радуясь, что зять Яков Алексеевич — человек уживчивый и с ним легко ладить. Ведь это она спасла тогда семью дочери от смерти. Возможно, тем самым пример своему зятю подала для дальнейших подвигов?
А дело было так.
После коллективизации время шло, а в стране ничего не улучшалось. Казалось, безвременье установилось надолго.
— Сведут нас в могилу эти паразиты, — бухтела Ефросинья Алексеевна.
— Молчите, мама, не дай Бог, кто-то услышит! — осаживал ее Яков Алексеевич, навсегда запомнивший кутузку, в которой сидел перед вступлением в колхоз. — Посадят ведь, в могилу сведут!
— А чтоб их злая сила на кол посадила, сучьих детей! — тише продолжала ругаться Ефросинья Алексеевна.
Видя, что зять фактически деморализован, она взялась за дело сама, ни на кого не надеясь. И если бы не эта решительность, то, может, вымерла бы под корень семья ее младшей дочери.
Лето 1932 года было солнечное, теплое, с дождями и грозами, очень погожее. Колхозники работали от зори до зори, надеясь на хороший урожай. Главный агроном просил работников, чтобы приводили на поля и на ток и старого и малого. Не щадил и своей жены. Евлампия Пантелеевна очень мучилась грыжей, выматывающей ее болями, но должна была туже увязываться и идти на самую тяжелую работу, дабы не упрекали мужа, что его жена отсиживается дома. Трудилась в кромешном аду — на току, в три смены и без выходных. Все, что уродило и было собрано, переходило через ее маленькие руки на веялку. И за этот каторжный труд колхозницам, женщинам, за один день работы писали 0,50-0,75 трудодня, а на один трудодень в конце 1933 года выдали по 50 граммов зерна.
Но мы чуть забежали вперед.
Так вот, 1932 год был благоприятный, и ничто не указывало на то, что к следующему урожаю доживут не все — умрут от страшного голода. Но Ефросинья Алексеевна, наученная продразверстками да продналогами, уже крепко не доверяла новой власти и на зиму готовила тайные запасы. Никто ее этому не учил, никто от нее такого не ждал. Во все дни она оставалась дома одна и тогда неведомо что делала.
