— Да, да, извините… Прошу вас, срочно вызовите мне машину!
Когда Ориф приехал в аэропорт, то не сразу нашел отца. Тот оказался в чайхане, пил чай со знакомыми стариками, жалуясь, что не может улететь. Узнав от Орифа, что сын уезжает завтра рано утром, он совсем растерялся.
Ориф попытался чем-то помочь, ходил к начальнику, но никто ничего не мог сделать. Он согласен был переплатить, чтобы купить билет у какого-нибудь пассажира, но, увы, такого не находилось. Одил-амак увидел Орифа, вернувшегося в чайхану ни с чем, расстроился еще больше и все шептал: «Как же это так, не увижу своего сына?..»
И в это время случилось невероятное: Одил-амак увидел, что прямо к нему идет парень на костылях, в выцветшей солдатской гимнастерке.
— Что случилось, дяденька? Почему вы плачете, чем-то расстроены?
По одежде солдата, по бледному, бескровному лицу, забинтованной до колена ноге — по всему Одил-амак понял, что перед ним раненый солдат, может быть, совсем недавно вернувшийся оттуда, с передовой.
— Нет, сынок, слава богу, ничего плохого не произошло. Моего сына призвали в армию, а он теперь в Сталинабаде. Хочу вот перед отъездом повидать его, да с билетом ничего не получается…
Губы Одил-амака снова задрожали, горло перехватил спазм.
— Сколько билетов вам нужно? — спросил парень.
— Всего один! — поднял указательный палец и с надеждой ответил Одил-амак.
— Вот, возьмите мой, дяденька, самолет вылетает через час! — Парень вытащил из кармана гимнастерки билет и протянул его Одил-амаку. — Я только что, дяденька, выписался из госпиталя, еду в Курган-Тюбе к родным, — пояснил он, — мне все равно, на день раньше или позже я приеду туда.
«Душевный человек этот солдат, — тепло подумал Одил-амак. — Хлебнул, наверное, на фронте лиха, без костылей идти не может, а когда сам в беде, то и чужую боль поймешь».
Раздумывая, что скажет сын, когда узнает, что у него уже есть билет, он искал Орифа взглядом и, наконец найдя, помахал ему рукой.
— Как тебя звать-то, милый человек? — спросил Одил-амак солдата.
— Хотамом, дяденька!
Подойдя, Ориф был удивлен переменой, происшедшей в отце, исчезла растерянность, на губах заиграла улыбка.
— Хорошо тебя назвали — Хотам[4], сынок, — не зная, как отблагодарить парня, ласково говорил Одил-амак. — Спасибо, тысячу раз спасибо! До свидания!
Посадив отца в самолет, Ориф вернулся в горком и до ночи занимался делами. Домой он добрался полуживой от усталости, не ведая, что и дома его ждет неприятный сюрприз.
