Разговор шел о придорожной харчевне, в которой им пришлось заночевать перед Познанью.
— Ладно. Пусть отдохнут твои кони. Но не более десяти минут. А потом разворачивайся и назад в Познань.
Солдат, охая, подчинился.
И опять пошла скачка. Одно утешение, теперь ехали в правильном направлении, Никита это душой чувствовал! Ведь если вдуматься, все могло случиться еще хуже, чем в том сюжете, который он вообразил. Вся эта сцена в доме — картинка — перевертыш! Как понимать эту фразу, мол, Мелитриса всем нужна, и вашим и нашим? Наши — это Тайная канцелярия — это понятно. А «ваши» кто такие? Ваши — это не иначе как пруссаки. Сашка предполагал, что все случившееся с Мелитрисой — это игры нашей секретной службы. А раненый — ее агент… А если он их агент? А наш агент сидит раскинув ноги у двери с двумя пулями в груди… Никита даже застонал от презрения к себе. Ну почему он ему поверил? По-русски чисто говорит, слова матерные знает? Да мало ли их, христопродавцев, для которых родина пустой звук?
Сейчас он вернется в розовый дом и, что бы там ни говорил этот тип с проломленной головой, пробудет в особняке столько, сколько найдет нужным. Можно там вообще поселиться. Вызовет полицию, все объяснит. Несчастного этого надо похоронить. А он будет ждать Мелитрису, если она до сих пор еще не вернулась.
Ему казалось, что дорога туда, когда они летели в погоню, длилась минут пятнадцать, ну двадцать… Назад они ехали уже час, а шпили познаньских костелов как торчали на горизонте, не желая приближаться, так и торчат. Ну вот и окраина, наконец, скоро мост через реку Варту.
Подойдя к розовому дому, Никита вдруг смутился, все происшедшее с ним показалось не реальностью, а навязчивым сном, который является с периодичностью в полгода. Среди синих лесных пейзажей или в запутанных переулках неведомого сумеречного города с тобой происходят какие-то странные, подвластные только логике сна, события. При свете дня все они воспринимаются как абсурд, но стоит опять попасть в тот же сон, вся ночная камарилья опять обретает смысл. Зачем же он снится опять, этот окаянный дом с львиной мордой на дверной ручке?
Никита уверенно толкнул дверь. На этот раз она была заперта. Он нетерпеливо застучал ручкой.
— Откройте, сударь! Это я! Князь Оленев! Надо решить некоторые вопросы!
Гаврила с кряхтением тоже вытряхнулся из кареты, проклятая качка все бока ему отбила. Подойдя к барину, стал к двери спиной и начал методично бить в нее каблуком. Крики и стук разносились по всей улице, и, словно в некой трубе, завихрялись в спираль и, усиленные эхом, неслись вдаль.
