— К тебе. Житья нет от твоих баб.
Не успел Шушель испугаться, как из-за спины Рэкса скромно и немного застенчиво, но в тоже время уверенно (в том, что иначе и быть не должно), выскользнула красивая и рыжая, неожиданная и долгожданная, смешливая и несколько смущённая, демонстрирующая явное внимание (а ещё слегка намекающая на глубоко скрытое обожание и нежность), спаниелька.
Пока Шушель с Джулией застывали в объятии, грозившем растянуться на вечность, Бах начал вдохновенно врать про то, как он всё предусмотрел, и всё знал ещё там, на бульваре, где встретил Джулию, и говорил, что именно этот сюрприз он обещал Шушелю с утра, и что всё случилось так вовсе не потому, что Джулия выслеживала Шушеля эти два дня; а тем временем Арта с Рэксом переглядывались через стол и с высоты десяти совместно прожитых лет посмеивались над молодёжью (как они это называли); и Шушель твёрдо решил: бросить пить, купить телевизор, завести семью, домашнее животное и вернуться из грузчиков к какой-либо чуть более творческой профессии, и…
…и пора уже, на самом деле, завязывать, а то эдак мы никогда не кончим этой истории. Хотя вот некоторые герои предлагали от щедрот и для закругления сюжета выдать Люсю, скажем, за Баха или, к примеру, за брошенного Джулией мужа, но зачем же плод больного воображения впадающей в депрессию в самой завязке истории собаки тащить в задуманный ещё перед завязкой сказочный happy end?
