— Зовите меня Верой, — велела она. — В конце концов я всего года на четыре старше.
— Как вашу собаку зовут? — спросил Петя.
— Облиза.
— Смешно.
— Ничуть. Её так отец назвал. Маленькой была такая кокетливая, чистюля.
— Ваш отец охотится с ней?
— Раньше… Он погиб в экспедиции.
— Извините. — Пете стало неловко, как бы оправдываясь, он добавил: — У нас с братом тоже отца нет. Вернее, он есть, но…
— А я, вот, — она кивнула на собаку. — С ней мы живём. Мама у нас красивая, она вышла замуж.
— Вы тоже красивая.
— К сожалению.
— Почему? — удивился Петя.
— Вы этого не поймёте.
Петя ждал, что она добавит что-то, но Нарусина шла молча, покачивая кончиком поводка. Рядом, понуро свесив голову, брела собака, усталая и вялая. На Петю борзые всегда производили странное впечатление формой своего тела: неудобное, противоестественное, будто сплющили двумя плоскостями, а ноги свисают. Не верилось, что они могут быстро бегать. Спросил он этом Веру Михайловну. Она засмеялась.
— Да, по виду не скажешь. Вы даже не знаете, на что способна страсть. Видела как-то, отец однажды взял на охоту. Мне кажется, эти собаки силы хранят до самого главного момента, а потом в миг отдают. — Лицо Нарусиной осветилось, сразу исчезла тень усталости. — Я тоже папе сказала, что не верю в Облизу. А он из ружья выстрелил. Я чуть не упала от страха, а Облиза так завизжала — счастливо, по сумасшедшему. Носиться стала вокруг нас. В её голосе такая радость была.
Собака повернула к хозяйке голову, глянула унылыми глазами. Вера Михайловна провела ласково рукой по голове и шее собаки.
— Ну что, Лиза-Облиза грустишь? Потом заяц какой-то дурной выскочил. Как мы на него набрели? Облиза не с лаем, а с хохотом каким-то истерическим — за ним. Даже страшно было смотреть на неё. А я испугалась, что с зайцем станет. Долго ждали её, иногда лай слышали. А пришла, легла, и вид такой — вот-вот умрёт.
— А вы замужем были? — спросил Петя.
— Нет. — Она помолчала. — Хотя один раз что-то похожее было. Думала из дома убежать. С ума сошла. А потом всё прошло, оказалось, довольно обычно. Странно даже.
— Чего странного? Сейчас так сплошь и рядом, — заметил Петя. — Может, так и надо? Разве знаешь наперед.
— Меня это не касается, — как-то брезгливо поторопилась сказать Нарусина. — Мне пора, Петя, вы идите.
Петя не посмел навязываться, хотя подмывало дойти с ней до подъезда, там обнять насильно, поцеловать, войти в квартиру. Но он стоял на месте, смотрел, как удаляется Вера, а рядом шла, виляя сплющенным задом, борзая.
