— Ты иди пока, папа, домой, — попросила она. — Я хочу побыть с Валерием наедине.
Отец её желание понял и ушёл. А Нина стала рыдать, заламывая руки, и кричать:
— Да на кого же ты, змей ползучий, меня покинул? Кто же теперь меня дурой набитой называть будет, и каждый день вправлять мозги? Кто же мне теперь на голову будет надевать тарелку с борщом? Да не услышу же я больше твоего душераздирающего храпа, похожего на пиление фанеры! Кто же теперь будет чавкать у меня под ухом за столом и рыгать. Не увижу же больше я, бедная, как ты ковыряешься в носу и вешаешь на всё подряд свои козюли! Не понюхаю вони твоих носков и ног. А любовниц своих, на кого ты, кобель, покинул?
Она резко замолчала, поняв, что ничего более тёплого сказать мужу не может, вытерла слёзы и гнусаво произнесла:
— Вот и поговорила с тобой, как с выключенным телевизором, впрочем, как всегда. Надеюсь, соседи вопль услышали, слов, конечно, не разобрали, но посочувствовали. Прощай, кобелина!
Народа на похороны явилось много. Перед тем, как на кладбище накрыть гроб крышкой, Нина для приличия поцеловала усопшего мужа в лоб, накрыла его с головой покрывалом и старательно разгладила на нём все складочки.
— Странно, — подумала она, проводя по покрывалу рукой, — тело-то не застыло. Это плохая примета! Быть ещё одному покойнику!
Поминки прошли хорошо. Было много сказано добрых слов в память о нём. Его сотрудники сожалели, что потеряли ценного специалиста. Соседи сказали, что им тоже будет не хватать такого замечательного человека.
На следующий день после похорон Нина взяла отпуск, купила билет на самолёт и улетела через полстраны к сестре в Сибирь.
— Не ждите меня целый месяц, — предупредила она дочерей перед поездкой в аэропорт.
На тот момент старшей дочери исполнилось девятнадцать лет, а младшей — тринадцать с половиной.
— Мама, а как же быть с поминками на девятый и сороковой день от дня смерти папы? — спросила Ева.
— Да кому эти поминки нужны? — пренебрежительно бросила мать. — Они — лишь повод для родных и знакомых хорошо поесть да напиться за чужой счёт. Покойнику всё равно, поминают его или нет. Тело его быстро истлеет, а душа уже будет далеко и ничего о поминках не узнает.
На девятый день после смерти отца, когда сестра ещё была в школе, Ева приготовила несколько салатиков, сварила борщ, налила одну рюмочку водки для себя, вторую — для отца, накрыла её кусочком хлеба и в одиночестве помянула его. Вслух сказала о нём много хороших слов, пожелала, чтобы земля была ему пухом. Всплакнула.
