Не довольствуясь простым правдоподобием, он упорно трудился над установлением истины: проверял достоверность фактов, ставил перед собой вопросы и старался найти ответы на них. И, наконец, помимо всего прочего, Тацит великий писатель.
[220]Реабилитация Тацита-историка во второй половине XX века, также как его осуждение историографией предшествующего столетия, имеет определённую общественно-политическую природу. Между Т. Моммзеном, Г. Р. Зиверсом, и их последователями с одной стороны и Ф. Клингнером, И. М. Гревсом, Э. Параторе, Р. Саймом и Г. С. Кнабе с другой пролегла целая эпоха — эпоха революций и тоталитарных диктатур, двух мировых войн и множества локальных конфликтов. Тезис о безусловной ценности и оправданности прогресса в конце нашего столетия уже не кажется таким неоспоримым, как в середине XIX века. Вместе с новым историческим опытом к людям постепенно пришло сознание того, что каждый шаг вперёд на пути цивилизации оплачен кровавыми жертвами человечества.
В этих условиях вновь становится актуальным тот исторический опыт, который сохранили для нас "Анналы" Тацита. Римский историк оказывается востребованным в качестве наставника в изучении тоталитаризма и деспотизма.[221] Конфликт между человеческой личностью и авторитарной властью, проблема нравственного выбора в условиях тиранического режима, разрушительное воздействие тирании на общественную мораль, свобода слова как неотъемлемое условие здорового общества — эти вопросы и проблемы, составляющие стержень исторических сочинений Тацита, со всей очевидностью обнаружили в XX столетии свою всемирно-историческую и общечеловеческую значимость.
Отношение Тацита к принципату было, таким образом, чрезвычайно сложным. Как историк он понимал неизбежность и закономерность утверждения нового порядка; как политический мыслитель не видел ему иной альтернативы кроме хаоса и сознавал его очевидные преимущества (Tac. Histor., I, 1, 16; Ann., VI, 33, 42; De orat., 41); как гражданин — деятельно служил империи большую часть своей жизни и призывал к тому же других (Tac. Agr., 42). Но жестокости, произволу и деспотизму владык империи Тацит всегда был враждебен, и с этой, только с этой, точки зрения его можно назвать оппозиционным писателем,[222] или даже республиканцем.[223]
Полная противоречий жизнь Римской империи I в. н. э. порождала противоречивых героев. Одним из них и был Тиберий Тацита: умный, осторожный и властолюбивый политик; прекрасный полководец и администратор; мужественный, стойкий даже в тяжких испытаниях человек, способный к тому же на глубокое чувство (достаточно вспомнить его отношение к первой жене (Suet. Tib., 7)) но в то же время жестокий, подозрительный, а порой и лицемерный деспот.
