Гудела сушилка, грохотали машины, вокруг сыпал уже ставший привычным серый дождик, а городской Архип, оскользаясь на мокрой тропе, торжественным и неспешным шагом спускался с бугра, временами останавливаясь, чтобы посмотреть на речку, луга за рекой в сизом тумане, на рядок потемневших от дождя хат и даже на тусклое небо над головой.
Лишь когда он подошел совсем близко, Зина не выдержала. Она бросила свою коляску на полдороге и шибко побежала навстречу. Тут и Архип не устоял, шаги ускорил, на ходу сбил с головы шляпу и, обняв супругу, ткнулся в плечо ей, всхлипывая, словно обиженный мальчик.
— Встрелись, значит, — пробормотал он. — На дожде встрелись… В суровом, значит, родимом краю.
Зина заговорила ласково и добро сквозь легкие слезы. И как маленького все поглаживала и поглаживала его плоскую спину, не зная еще, как разгадать эту непривычную его растерянность, вроде бы вовсе не по характеру, когда встречается с ней, гордячкой и неуступой, которая только и знала, что пилила его в городе, вызывая на встречный громкоголосый спор.
— Ну, чего ты, чего это? Все хорошо, вот мы и вместе опять, и раскисать тебе не надо, и дети при нас, слава богу, и родные — вот они, все родные-хорошие. Уж не больной ли ты, Архипушка? Не случилось ли чего?
Голос жены помаленьку привел его в чувство. Архип поднял голову, поцеловал мокрую щеку жены, после чего поднял с земли свою альпийскую шляпу и водрузил на положенное место.
— Как ты здеся? — спросил неуверенным голосом и поглядел в лицо Зины уже ревнивым мужниным взглядом.
— Хорошо я здесь! И Катенька здорова, сам видел. И все дорогие наши при деле и здоровы. Не на высылку мы с тобой прибыли, а в родные свои места. Али ты не рад? Али по Москве слезы проливаешь?
— Непонятная ты баба, расстройство мое от воспоминаниев, от близости родителей своих, нашего с тобой детства и любови. И так, понимать ли, защемило в грудях, ну хотя опускайся на колени, ложися лбом на эту землю, прощение просить. Вот произнесла моя теща, будто нет больше на свете той деревни, где я родился, будто и Лужки доживают век, и скоро на бугре лес густой вырастет заместо хат и всего прочего, дикостью покроется местность. Потому и жалко мне всего этого. Мы ж сюда из Поповки ребятами бегали, понимать ли, раков в Глазомойке ловили. И в сад за яблоками. Э-э, а вот и знакомая моя, Тимохина, как тебя, забыл имя-отчество…
Она уже стояла рядом, всматривалась, скрестив руки на груди.
