Девять хат окнами на Глазомойку | страница 61
— А дождь все идет…
Дьяконов не ответил. Только еще раз вздохнул и ссутулился перед угрозой природных стихий.
Когда вышли из машины и шофер уехал, они потоптались на пустой деревенской улице. Заводить разговор о прошедшем не хотелось, понимали — не время. И все-таки Дьяконов не удержался:
— Жди неприятностей, Ларионыч.
— Жду. Чего другого, а их искать не надо. Сами являются.
— Напросился. Теперь мне что? Другого агронома подыскивать на твое место?
— Зачем же торопиться? Перед уборкой агрономов не меняют. Подождешь до осени, помучаешься со мной. Потом и найдешь.
— О себе подумал?
— Рядовой. Необученный. Бригадиром в Лужки.
— Ладно тебе на ночь глядя! Иди спи. Жаловался на бессонницу? Вот она тебе даст! Поворочаешься с боку на бок…
Говорил вроде сердито, а руку пожал крепко, с чувством. И стоял у савинского дома, пока за агрономом не закрылась входная дверь.
Катерина Григорьевна не ложилась. Сразу вышла в переднюю, поежилась от холода, хлынувшего в двери, сказала:
— Закрывай скорей, такая осень среди лета! — Она стояла в тапочках на босу ногу, но в платке на плечах.
— Иди спать, я сам поужинаю. — Савин сел на скамью у дверей и стал разуваться.
Мокрый холод тянулся сюда из открытой форточки. Мелкий обложной дождь шепелявил по листьям рябины у крыльца. Большая лужа, вся в крапинах, разливалась под освещенным окном кухни. Ничто в природе не напоминало о молодом лете. Было так темно, как редко случается в конце июня, когда ночи самые короткие и солнце едва успевает прятаться за горизонт.
Над всей обширной землей России толстым одеялом висели дождевые облака. Что будет с полями, если ненастье продлится до уборки?..
8
Чудесно устроен человеческий организм!
Михаил Иларионович считал, что в эту ненастную ночь, после высокого нервного потрясения он не уснет, проваляется с открытыми глазами, как это часто случалось, до самого утра. И весь следующий день будет сам не свой. Но стоило ему войти в дом, поговорить с женой и выпить свежезаваренного чая с пряниками, которые он любил, как тихая усталость начала обволакивать его, туманить голову и тянуть в постель. Он еще немного поговорил с женой, протяжно зевнул и сказал, что смертельно устал за этот чересчур наполненный день. О том, что происходило на активе, не упомянул и словом.
Лишь когда разделся и лег, перед ним пронеслись, путаясь и размываясь, события минувшего дня. Они тут же затянулись туманом, и он уснул на спине, чего не случалось очень давно.