Воспоминание об эвакуации во время Второй мировой войны | страница 50
В Тбилиси пробыли сравнительно удачно, если не считать, что в толпе у Левы с головы стянули меховую шапку.
Скоро, наконец, Ленинакан. На душе стало радостно. В Ленинакане я была тринадцать лет тому назад. Представила себе, как родственники ждут нас на вокзале, как встретимся. После станции Шулавери контролер начал проверять билеты. Посмотрел на наш билет, пропуск, покрутил их в руках, и положил к себе в карман, посчитав их, по всей вероятности, ложными.
— Вы должны были иметь два пропуска. Ленинакан приграничный, закрытый город. — пояснил он — Один пропуск должен быть дорожный, а другой, дающий право въехать в город. А у вас один. Как только приедем в Ленинакан, отведем вас в милицию.
Это меня очень удивило.
— Товарищ, прочтите внимательней пропуск. Там же написано, что мы имеем право прописаться и жить в Ленинакане. Не морочьте мне голову, верните пропуск. Я столько проехала с тремя детьми! Наконец приехала в родной город к моим родным, а вы хотите нас в милицию взять. За что? Прочтите, в пропуске написано: «Разрешается Григорян Амалии с тремя детьми поехать в город Ленинакан на постоянное местожительство.»
Как ни объясняла я, до сознания контроллера не доходило. Пропуск мой он так и не вернул. Когда поезд подошел к станции Ленинакан, я стала из окна напряженно искать на перроне родных. Но никого не увидела. Значит, или не получили телеграмму, или…
Нас все же отвели в милицию. Моему возмущению не было предела. Терпеливо жду, чем все это кончится. Задавали множество вопросов, все проверили и перепроверили, как будто поймали шпиона. Через два — три часа нас отпустили, но без паспорта и без пропуска. Мы пошли к сестре Христофора, Парандзем. О нашем приезде скоро узнали все родственники в Ленинакане и Ереване.
Продержав некоторое время в милиции, мой паспорт и пропуск все же вернули. Мы прописались в Ленинакане. Я снова увидела места, о которых все это время мечтала. Шла по улицам города, рассматривала все вокруг, и была, пожалуй, похожа на человека, который все пьет и пьет воду холодного родника, но никак не может утолить жажду. Все вокруг меня радовало: и то, что город не разрушен, и то, что все живут мирно, под своими крышами. Потом из Еревана приехала моя мама, и меня с детьми увезла в Ереван. Мама, брат, сестра и другие наши родственники, потерявшие уже надежду увидеть нас, были счастливы, что мы целы и невредимы.
Через 3 месяца я по ходатайству военкомата получила квартиру: одну комнату в 3-этажном здании с общим коридором, так называемый ДОС — дом офицерского состава. Обрадовалась, что мы сможем теперь жить как все люди, по-человечески. В 1944 году большинство людей все еще переживали тяжелые условия жизни. Нам тоже вначале было несладко. За время скитаний мы совершенно обеднели. Оказались в большой нужде. Но помогли заказы на шитье одежды. Как я была рада, что в свое время выучилась на курсах кройки и шитья! Днем и ночью шила одежду по заказам, чтобы на заработанные деньги поддержать наше существование. Единственным успокоением было то, что мы имели свою комнату, жили под своей крышей. По вечерам следила за приготовлением детьми уроков, а потом продолжала шить. Постоянно напряженная работа по вечерам, иногда и за полночь, отрицательно сказалась на моем здоровье. Я стала плохо себя чувствовать, и часто, оставив работу незаконченной, ложилась спать. Как-то я заметила, что Лева ест обед без хлеба.