— Товарищ проводник, — извиняясь, сказала я, — надо входить в положение людей. Вы видите, что я с тремя детьми. Отец на передовой. Я, мать, должна довезти их до места и создать им нормальные условия жизни. Сейчас война, могут быть и некоторые нарушения. Дети спокойные, никому не помешают отдыхать. Только разрешите в этом углу нам остаться.
— Этот вагон идет в Нальчик, а вам надо в Тбилиси. В Тихорецкой вагон отцепят, тогда что будете делать? — понижая голос, сказал проводник.
— Ничего, мы доедем до Тихорецкой, а потом перейдем в другой вагон, — сказала я.
Проводник согласился, и ушел. Старичок и женщина работали. В вагоне было тихо и тепло. Желание заснуть пересилило все. Голову прислонила к чемодану и на 5—10 минут забылась. Как только я проснулась, Нелли положила голову мне на колени и заснула. Женщина сказала:
— Бедные дети! Ваша дочь, сидя засыпала. Ей очень хотелось спать, глаза закрывались, но, видя, что мать и братья спят, старалась силой открыть глаза, перебороть сон. Как ни убеждала ее, чтобы она положила голову на колени матери и заснула, она не соглашалась. Не украдут ваши вещи, я присмотрю, успокаивала я ее. Она сказала, что спать не хочет, и терпела, пока вы не проснулись, а сейчас сразу заснула.
До Тихорецкой договорилась с одной из проводниц перейти в ее вагон. Когда перешла в тот вагон, я сразу поняла, почему московские поезда пребывают на остановки с закрытыми дверями. Мы с трудом перешли в другой вагон и остались стоять в проходе. Невозможно было двигаться, так много было людей. Пассажиры даже начали спорить с проводницей, зачем она берет новых пассажиров, когда в вагоне такая теснота. В вагоне действительно было очень тесно. В одном купе ехали два офицера с женами и детьми. Офицеры с женами играли внизу в карты. На верхних полках спали их сыновья, Левины ровесники. Около 8 часов мы ехали стоя в проходе. Держать Юру на руках было тяжело. Я боялась заснуть, и уронить его. Решила попросить этих офицеров разрешить положить Леву у ног их мальчика. Двум детям вполне хватило бы места на одной полке. Но офицер сказал, что как только сын проснется, он сам ляжет отдыхать. Ответ его возмутил меня:
— Ничего, — сказала я, — я привыкла стоя ехать, не спать, не отдыхать. Я за детей просила. Вот вы со своей женой и сыном тепло устроились, в тыл едете вместе, даже картами забавляетесь, а отец этих детей сейчас воюет на передовой. Вы, офицер, должны отдыхать, а дети у ног ваших часами будут стоять. Разве это гуманно? Но ничего, перетерпим и это.
