В последние дни я чаще выходила в город. Через горсовет получила нечто наподобие комнаты в том же общежитии, но только с входом с другой стороны. Увы, пока дети и я находились в больнице, кто-то разбил замок и занял нашу комнату. Пришлось снова пойти в горсовет, чтобы дали или другую комнату, или освободили эту. Жилье было, конечно, без каких-либо удобств. Северная сторона, комната темная, пол кирпичный, окно маленькое с разбитыми стеклами, дверь фанерная, вся в отверстиях, как решето. Но все же это было спасением. Привела детей домой. Руководители горсовета дали нам три нары. В магазине купила три деревянных ящика, чтобы использовать их в качестве стульев. Через некоторое время Лева снова пошел в школу. Я обратилась к руководству швейной фабрики с просьбой принять меня на работу. Но мне отказали: работы было мало. Тогда я стала брать заказы на дом.
В комнате была глиняная печь. Часть топлива я получила от горсовета, а другую часть купила, но и этого было мало для зимы. Температура комнаты постепенно опускалась. Печь почти не грела. Ночью вода и оставшийся обед замерзали. Окно покрывалось толстым слоем льда так, что улица совершенно не была видна. Стены комнаты также леденели. Чтобы как-нибудь продержаться, я насыпала солому в один из матрацев, который ночью приставляла к стене, где спал Лева. Так мы и жили. Одна нара служила столом. На другой собирали постель. На третьей наре днем шила, а ночью подсоединяла ко второй, и на этих двух мы спали вчетвером. Соломенный тюфяк стелила в ширину. У нас была одна подушка и одно одеяло. Они предоставлялись детям. А сама накрывалась пальто, укладывала под голову узел, спала, съежившись, чтобы уместиться. Наутро вновь надевала это пальто.
В январе стала еще холоднее. Наша комната не могла уж более служить помещением для жилья. От холода Юрины руки опухли и покраснели. Дети дрожали, не могли даже ложку держать в руке. Спать укладывала их в теплой одежде. К середине зимы положение стало катастрофическим. Нужно было срочно что-то предпринять. Я купила на базаре железную печь, буржуйку, и большую соломенную подстилку, которую постелила на пол, чтобы дети на ней играли. Печь топила утром, когда вставали, и перед сном. Топила дровами, но их было мало. Я обратилась к руководству по снабжению топливом для получения ордера. Однако это было связано о большими трудностями, эвакуированных было много, а топлива мало. И все же мне дали дрова. Чтобы перевезти 2 кубометра дров, нужно было за городом нанять верблюдов, которые, как правило, были заняты. К тому же получить дрова на складе в день выдачи не всегда удавалось: то верблюдов пригоняли поздно, а в холод долго ждать было невозможно, то привозили мало дров, и не всем хватало. В результате мы так и не смогли полностью получить выданные нам дрова, и вынуждены были покупать их у людей. Денег, добытых шитьем, кое-как хватало на наши дневные расходы. Вечером, сидя в холодной комнате, я шила под светом лампочки, а Лева в это время готовил уроки. За неимением тетради письменные работы он исполнял на полях газет. В школе с пониманием относились к этому. Все же, чтобы помочь учебе, я вынуждена была купить на базаре за 100 рублей тетради, в которых он мог бы писать. Еще за 30 рублей купила ему карандаш, ручку и 5 перьев для письма. Как жена офицера я получала каждый месяц по 1000 руб. Но большую сумму удавалось получить шитьем. Сумку сшила из материи сама. Вечерами, оставив шитье, проверяла уроки. Рассказывала сказки. Укладывала детей спать и снова принималась за шитье.
