— …Боец Охрей!
— Я, товарищ лейтенант!
— Поедете в рейс на машине Апресяна.
— Есть, товарищ лейтенант!
Такой разговор произошел у нас в начале февраля.
До сих пор мы не брали Колю в рейсы, хотя он очень просился, даже до слез доходило. Но в последние дни на дорогах было спокойно, путь лежал сейчас не к линии фронта, в вдоль левого фланга, на порядочном расстоянии от передовой — почему не взять парня? Кроме того, предстояло пробираться по проселку — тут каждая лишняя пара рук, даже такого мальца, могла пригодиться: машины из снега вытаскивать. И еще: водители всегда недосыпали, поэтому лучше, когда есть кто-то рядом.
Я ехал в задней машине, а в головной — командир отделения Зотиков. Коля с Апресяном в середине колонны. А колонна не маленькая: двадцать с лишним грузовых ГАЗов, груженных мясными консервами, прессованным сеном и еще, кажется, чем-то. Я говорю «кажется», потому что не принято было у нас очень интересоваться грузом. Даже поговорка такая была: «Что бы ни возить, лишь бы возить». Главное — доставить куда надо, а там разберутся.
Ехали опять к кавалеристам-доваторцам. Дорога знакомая, только легче она от этого, к сожалению, не становилась. А тут еще ночью снегопад был здоровенный. В общем, февраль — кривые дороги, как говорят в народе. Правда, дорожники немного поработали, почистили кое-где, но толку от них мало: техники почти никакой, да и старики там одни, что с них взять?
С трудом нащупывая колею, оскальзываясь, перегревая на второй и третьей скорости моторы, побулькивая закипающими радиаторами, в которые то и дело приходилось насыпать снегу, поскрипывая морозными кузовами, двигались мы по проселку. Если кто застревал, наваливались всем взводом на задние борта и под шумные выдохи, под ругань выволакивали машину из снега до следующей рытвины.
Машины — как люди: со своим характером, с настроениями. Вот сейчас разошлись немного, разгорячились — и вроде пошли лучше: почти без задержек, с ходу проскакивая места, на которых еще полчаса назад надолго бы увязли, беспомощно скользя буксующими колесами, жужжа, как попавший между оконными рамами шмель.
Сидя в кабине, я грыз черные сухари — любимое занятие во время долгих рейсов; всегда брал у старшины сверх аварийного запаса. Ведь не часто выпадало ездить колоннами, как сегодня. Больше бывало одиночных рейсов: по двое, по трое, и мало ли случаев, когда приходилось заночевать где-нибудь — хорошо, если в деревне, пусть разбитой, а то просто в поле, где ночью и костер нельзя развести. И ходит всю ночь водитель возле машины, лупит себя руками по полушубку да по ватным штанам, топчется, жует сухари, ждет подмоги…
