МОЙ МЫСЛЕЛОВ
По этим двум причинам пантограф-мыс-долов профессора Марея попал в музей нашей Академии Наук. Ознакомившись с ним, я решил заняться устранением тех недостатков, которые мешали правильности зарисовки движения пишущей мысль руки. Этого мне удалось достичь. В моем мыслелове рука не делает никаких обратных движений, и начертание букв предельно просто. Вся запись мысли сведена к короткому, мгновенному, поступательному движению кончиков пальцев, и потому всякая мысль, даже та, которая не удерживается сознанием, пишется моим мыслеловом. С его помощью может быть записан даже сон, так как и во сне, как на яву, грамотные пальцы пишут без всякого участия воли и сознания пишущего лица.
НЕМНОЖКО БЕЛЛЕТРИСТИКИ
Рассеянность — недостаток, свойственный большинству изобретателей, — имеется и у меня. Благодаря ей, я однажды с Николаевского моста свернул не направо, на 3-ю линию Вас. Остр., где я живу, а налево, на шестую, и очнулся только против Бугского переулка. Пришлось свернуть направо уже по этому переулку и пройти по барахолке Андреевского рынка, будя вожделения барахольщиков, во что бы то ни стало желающих всучить кому-нибудь свой никуда непригодный товар. Один из таких продавцов без всякой церемонии ухватил меня за рукав, а другую руку с чем-то сунул мне под самый нос со словами: «купишь, што ли?!».. Сначала я даже не понял, зачем меня остановили и что мне говорят, а когда понял, то отрицательно мотнул головой и хотел итти дальше. Но продавца это не обескуражило и он, держа меня за рукав, продолжал бубнить: «купи… даром, ведь, отдаю»… Я совсем бессознательно взял вещь в руку и спросил: «сколько»? И также бессознательно уплатив рубль, опустил покупку в карман, а, придя домой, невнимательно бросил ее на письменный стол[6]).
Там она пролежала довольно долго, пока ее не извлек мой приятель, имевший привычку во время разговора вертеть что-нибудь в руках. Это был человек ученый, замечательно красноречивый и увлекавшийся скифскими древностями. Говорил он на свою любимую тему, и я с удовольствием его слушал. Вдруг гладкая, увлекательная речь оборвалась, и я увидел своего приятеля с полуоткрытым ртом и глазами, устремленными на его левую руку, на которой лежала моя случайная покупка на барахолке. Лицо выражало чрезвычайную заинтересованность.
— Откуда у тебя это?
Я стал, было, отвечать на вопрос, но приятель был увлечен и, не слушая меня, шептал:
— Ведь, это руны… Священные руны… руны-резы наших предков, скифов, о которых Геродот писал, что они могут разговаривать молча, касаясь пальцами пальцев… Вот она «вечная бирка» сибирских таежников, по зарубкам и крестикам на палке читающих как по книге… Вот он совершеннейший алфавит всего живого и мертвого в природе… великий тотем пяти основ…
