— У вас, — спросил Боннэт, — есть рецепты, формулы, записки?..
— Нет, я все относящееся к этому делу держу в памяти. Заносить результаты работы на бумагу — в подобных случаях рискованно. Не далее, как вчера вечером, когда я был в «Голубом Льве», — это тут у нас такой трактирчик, — кто-то тщательно обревизовал мой письменный стол, ничего не похитив, впрочем. Подозреваю, что вор искал именно те заметки и рецепты, о которых вы говорите.
— Вы не ошиблись, — улыбнулся во весь рот американец. — Надеюсь, когда дело слажено, вы не пойдете теперь на меня доносить? Это работал по моему поручению один молодчик, специалист в этой области. Трест был бы мне признателен, сумей я раздобыть ваш секрет, не вводя правление в излишние расходы. Итак, с ближайшим пароходом вы отправитесь в Нью-Йорк, а оттуда — в Чикаго. Все расходы по путешествию — за счет треста.
VII.
Встреча с профессором Бидерманом.
Поезд из Эйзенаха в Берлин пришел в 2 ч. 20 м., а на Гамбург отходил в 4 ч. 48 м. Времени было более чем достаточно, чтобы успеть съездить в город пообедать в каком-нибудь ресторане. Кнак так и решил поступить. Первым, кого он увидел, войдя в общий зал, был его старый профессор химии, Бидерман.
Бидерман был чудак. Не просто химик, а химик-идеалист. Читая о взрывчатых соединениях азота, он говорил: «эти вещества, концентрирующие скрытую энергию и могущие моментально ее освобождать, люди применили для истребления своих ближних. Обидно сознавать, что в данном случае наша прекрасная наука, химия, служит такой, далеко не прекрасной, цели». Вообще Бидерман на лекциях никогда не упускал случая проводить свои гуманные идеи.
Кнаку он искренно обрадовался. Кнак, окончив политехникум, не порвал с ним связи и, в частности, не раз по делам заводской лаборатории за эти годы прибегал к советам и указаниям Бидермана.
Видя, что место рядом с его старым учителем, сидевшим за кружкой пива у маленького круглого столика, свободно, изобретатель направился прямо к нему.
— А, Кнак! Рад вас видеть — радостно приветствовал инженера идеалист ученый. — Откуда и куда? Ведь в Берлине вы бываете только проездом?
— Из Эйзенаха в Чикаго, профессор, — отвечал Кнак, крепко пожимая руку Бидермана.
— Слыхал, слыхал о вашем изобретении. Была заметка в «Schemiche Zeitung»[2]). Так это правда, — небьющееся стекло?
— Правда, учитель.
— И посуда, из него сделанная, действительно не может быть разбита?
— Только с большим, с очень большим трудом. В общежитейском смысле слова, — это неразбивающаяся посуда, она прочнее стальной.
