— Еду, — прохладно соглашаюсь я.
Беру сумку побольше. Ставлю ногу на ступенечку-стремя музейной брички. Бричка охотно, но подчеркнуто вежливо склоняется в мою сторону. Сажусь рядом со стариком, сумку укладываю в багажник под сидение. Жены провожают нас.
Часовая в один конец поездка в город не шутка: Яну идет девяносто первый год, а в экипаже товарышч из Москвы. Когда старик едет в костёл один, его жена пани Текля, в случае беды надеется на лошадку: сама в город придёт и из города на хутор. Так бывало.
Едем. Дорога лесная, уютная и жаркая — сосны, песок, по бокам мхи и вереск.
— Знаешь, пан, как я дороги эти понимаю?
— Как, пан Юсис?
— Оставь ночью с завязанными глазами где хочешь в лесу — все равно домой приду.
Старик держит вожжи чуть принатянуто, не погоняет. Внимательно глядит по сторонам, прислушивается, принюхивается, как зверь. Всю жизнь лесником был. Соперник у него здесь один — ворон, хозяин нашего неба.
Почти над нами летит суровая птица. К старику ворон относится терпимо. Лет сорок живут рядом.
Гнездо ворона за Лакаей, на старейшей опрятной ели с чуть лысоватой макушкой. Ни под еловыми лапами, ни у ствола даже в ливень не промокнешь. Мудро ворон семью устроил. «Глупа та птица, которой гнездо свое не мило». Ворон умён и простые вещи понимает и помнит.
— В обход пошёл, — кивает Ян ворону, — в одно время ходит, ни раньше, ни позже,
— Я думаю, нас провожает.
— Шутишь, пан.
Птица долго не обгоняет нас, притормаживает. Не часто видит хозяина здешней земли в бричке, постарел Ян.
Старик выводит лошадку в тень сосновых посадок на чуть заметную в траве колею. Он же и проложил её в тени.
— Зачем, товарышч, лошадке под солнцем маяться, — поясняет старик.
Ворон шумно, пружинисто мнёт крылом воздух, снижается и говорит Яну:
— Кра-кра, кра-кры-кры!
Старик понимающе трясёт головой. Ворон делает над нами широкий разворот и уходит к Шилишкам. Проводил.
— Ты прав, провожал, — говорит Ян. Он редко признает свои ошибки.
Выезжаем из лесу на гари.
— Это окопы, — показывает он на гладкие, заросшие травой, гвоздичками и земляникой почти круглые углубления по обеим сторонам дороги. — Здесь весной 1940 года сметоновская армия проводила маневры.
Теперь в окопах и ходах сообщения царство маслят. В десятой раз пересказывает мне старик собственную повесть Леса.
— Завидую вам, пан Юсис, вы так понимаете землю, лес, погоду.
— Долго живу на одном месте, нигде не был.
— Не хотелось?
— Нет когда. Зимой и летом хутор держит. Раньше большое хозяйство было, одних коров пять штук да овцы. Не оставишь на жену и сестру. Мои руки нужны. Бабы дуры.
