— Это мы с мамой в Москве читали, — вспоминает Антон. — Мне тогда три годика было.
— Это и теперь читать надо, — говорю я.
— Ну я же не знал, дед!
— Вот я тебе и подсказываю, будешь знать.
— Ну правильно, дед, ведь я же твой внук.
Любит мальчишка потолковать о жизни. И миску нарядную любит не первый год, и праздник Троицы. И ждёт, когда миска появится на хуторском столе. Троицу мы всегда встречаем в Литве.
Стол со знаменитой миской стоит у кухонного окошка. За окном молодой огород, одуванчиковая лужайка, изгородь из кустов сирени. Через дорогу заливной луг-выгон, на нём лошадка пана Грецкого. Почти вровень с лугом, у нас на виду, Першокшна впадает в Лакаю. И «тот берег» виден‚ высокий, сосновый. Лицо внука светится радостью и вольною волей. А за стеной отдыхает наша крошечная железная дорога с утомлённым паровозиком. Один внук никогда не устаёт.
— Дед, мы друзья с тобой? — неожиданно спрашивает Антон.
— Конечно.
— А с бабушкой?
— Конечно. Нас здесь трое и мы дружим.
— Дед, мы вместе. Вот, когда в детском саду мы с Димой и Тарасиком дружим, мы трое вместе. Дружба, дед, это когда говорят: «Мы вместе».
— Жалко, что ты пока не умеешь записывать свои разговоры. Ты очень хорошо объяснил про дружбу: «Мы вместе». Молодец.
Стою лицом к незлому ветру. Упёр руки в боки и стою. Нет нахально упёр, вольно. Стою и понимаю: я живу, я на воле, мне глубоко дышится. И не дай Бог по-другому.
А как здесь дышалось до меня?
Сижу у стола, надо мною мощный потолок и высокая двускатная крыша, передо мной широченное окно. Ветер лупит в стекло комарьём-мошкарой. Она разбивается, метит стекло сеткой.
В углу буруздит внук, делает вид, что говорит по-иностранному.
— Дед, «жизнь» по-индийски так и будет «жизнь».
— Хорошо, я передам это бабушке.
Черный дятел-желна протяжно, немного истерично кричит на самой видной, скульптурной сосне. Сижу и понимаю: я в своей тарелке. Я живу здесь, потому что работаю. И не дай Бог по-другому.
А как здесь работалось до меня?
Пришло и моё время в жизни хутора Шилишки, дождался. Оно совсем не похоже на крестьянское время и всё-таки моё и моей семьи. Хорошо.
Из таких ощущений, бывает, складываются будни, простые дни наши. Пословица есть: «Не знаешь праздника, так знай хоть будни». Так, наверное, поддразнивают пахарей. Мол, не ходишь в церковь, так хоть работай.
Мои будни здесь — праздник, потому что нет в округе ни одного праздного дома, ни одного праздного поля. Значит, не бывает праздных слов и затей. А берёзовый орган всегда перед глазами, его голоса с нами.
