— Давно уже никого не было, — ответил первый караульный с какой-то злостью.
А мы посмотрели друг на друга, понимая, что теперь нужен другой план. Найти квартиру Данченко, попытаться угадать, в какой город она могла направиться… Может, к родственникам?
Но тут один из караульных добавил еще:
— Да нет. Ребенок-то так и приходит.
— Какой ребенок? — оживился Торек.
Тот пожал плечами:
— Девочка. Маленькая совсем. Оборванная вся. Она приходит сюда иногда, мы ей еду кидаем. Но она вообще ничего не говорит, да и твари иногда с ней, но почему-то не едят ее. Странно это. Мы и запустить ее не можем, и на пять дней она тут никогда не остается… Возьмет хлеб и уходит. А потом возвращается через несколько дней. Ходит прямо, нашу еду ест… Возможно, вирус мутировал… Не знаю… Она, скорее всего, зараженная, потому что хотя бы плакала или кричала чего…
Торек уже усмехался, глядя на меня, но я озвучила догадку первой:
— У той женщины была дочь?
— Не знаю, — и он широко улыбнулся. — Дочь, соседка или просто ребенок, с которой Данченко контактировала. Она была первой. И она в городе.
Я упала на колени и схватилась за голову, стараясь не завизжать от счастья. А Торек вел себя более сдержанно:
— Как часто она приходит? Когда в последний раз была?
Недоумение дозорных, отраженное на их лицах, надо было фотографировать. Жаль, что такие забавы сейчас никого не заинтересуют.
— А что такое? Вы что-то знаете?
— Когда? — рявкнул парень.
— Дня три назад… Она то каждый день является, то ее долго нет… А что?
Торек не удосужился ответить и просто уселся в машину, а я и не знала, как им объяснить, поэтому просто крикнула: «Спасибо!» и села с ним рядом.
— Куда мы едем? — улыбаясь от уха до уха, поинтересовалась я у водителя.
— Никуда. Она приходит сюда, значит, будем просто ждать.
И мы ждали. Два дня, сначала озираясь на каждый шорох, а потом воспринимая их как само собой разумеющееся. К баррикадам больше не подходили, потому что отвечать на вопросы смысла не видели. Твари являлись небольшими группами, но я укрывалась в машине, и они просто уходили, отгоняемые Тореком. Хлеб я тоже не решалась больше попросить, чувствуя неловкость перед этими людьми, но все чаще склонялась к мысли, что могу придумать и какое-нибудь объяснение для них, лишь бы получить хоть кусок. Мы спали в машине и много разговаривали. Не знаю, почему Торек так терпеливо рассказывал обо всем пережитом за столетия, но может быть, это ему тоже помогало скоротать время. И однажды я даже подумала, что не хотела бы его забыть. Пусть все не начнется, но я хотела бы помнить — и его, и все остальное. Я стала совсем другой и на себя прошлую смотрела теперь с жалостью. Раньше я была глупой и слабой и не знала самого главного — какой бывает хлеб на вкус и что такое надежда.
