Они наступали — с искаженными ужасными лицами, похожие на монстров.
Не на ту напали! Просто так я не дамся! Не позволю!
Я видела слабое звено в этой цепи нападавших и, бросившись вперед, прорвалась, кинулась на кухню. Там, над плитой, висел большой нож. Как раз то, что мне нужно.
— Вы не возьмете меня! Я не позволю!
Нож жег руку, словно его раскалили.
«Убей их. Убей их всех! Ну же, сделай это! Сделай это ради меня!» — слышала я в ушах настойчивый голос.
Я хотела что-то предпринять, но не успела. На меня набросились, вырвали нож, скрутили руки.
Кажется, я уже в сумасшедшем доме. Сейчас меня будут пытать, пропускать через мозг электрический ток.
Весь мир перед глазами расплывался, во рту ощущался едкий вкус желчи, а из горла вырывался утробный то ли вой, то ли крик.
Я не знаю, сколько это продолжалось. Тело сотрясали спазмы, я ощущала только боль и панику — мощную, словно океан, лишающую рассудка, наполняющую собой каждую клеточку тела.
Я не знаю, когда я пришла в себя.
Помню, что тяжело дышала ртом, как выброшенная на берег рыба, а голоса людей доносились издали, словно через стекло. Первым я узнала голос Ника.
— Я не позволю везти ее в больницу. У вас в больницах вообще черт знает что творится! — говорил он кому-то.
— Он прав. Я видел такие заведения и не отдам ее туда.
Кажется, это голос дедушки Бори. А может, и нет. В ушах стоял гул, мешающий слушать.
Я закрыла глаза, не понимая, о чем они говорят.
Раз-два-три-четыре-пять —
Я пойду гулять опять.
Вдруг охотник выбегает —
Прямо в сердце мне стреляет.
Грудь смогу себе зашить
И без сердца буду жить.
1945 год, апрель
Моника понимала, что это конец.
Мир рухнул, и ее придавило осколками. Ее и ее маленького ангела.
Она изо всех сил прижимала Эмиля к себе, и он, извернувшись, укусил ее за руку.
— Ты меня задушишь, мамочка! — запищал Эмиль.
Она не ответила. Сейчас, в этот момент, рушилось все, собственно, и не имело смысла жить дальше.
Они оставались в пустом доме втроем — она, сын и кукла. После гибели Стефана все трое оказались никому не нужны. Кухарка, нянечка и горничная давным-давно сбежали. Исчез и старик садовник, Моника даже не знала когда. Просто внезапно настала тишина. Даже грохот самолетов и уханье взрывов, доносившиеся неподалеку, больше ее не пугали.
Еды почти не было. В погребе нашлась куриная тушка, уже начинающая подванивать. Моника взяла ее за нелепые короткие крылья. Курица неприлично растопырилась. Мертвая, непонятная, бессмысленная. Моника уронила ее на пол и горько расплакалась.
