Выходившая из подъезда пожилая женщина наградила меня таким взглядом, словно уже знала мою историю.
А что, если об этом знают уже все?
«Не сходи с ума, — велела себе я, хихикнув над двусмысленностью этой фразы. — Возьми себя в руки. Сначала нужно все обдумать. Ну же! Ты же еще в состоянии думать!»
Медленно переведя дыхание, я отвернулась от двери.
Не стоит идти домой. Лучше немного переждать, дать себе время опомниться. Возвращаясь от отца, я купила новую пачку сигарет, и теперь открыла ее дрожащими пальцами. Первая сигарета переломилась пополам. Вторую я достала почти целой и принялась щелкать зажигалкой.
Но не успела я сделать несколько шагов, как увидела Костю, Пашкиного друга.
— Привет, — Костя улыбнулся, но тут же стал серьезным: — Что-то случилось? У тебя такое лицо… И ты разве куришь?
— Спасибо, — я с усилием сглотнула. — Все… хорошо. Почему бы мне не курить?
Он покачал головой и помог зажечь проклятую сигарету. Пальцы по-прежнему тряслись.
— Пойдем, — он решительно потянул меня за руку. — Я знаю неподалеку кафе, где делают лучший в Москве кофе.
Сил спорить не было, и я пошла за ним, затягиваясь на ходу отвратительно-горьким дымом.
В кафе было много народа, но мы уселись за дальний столик, и там оказалось даже уютно.
— И что тебе велел передать Паша? — спросила я, чтобы не затягивать сцену.
— Сначала ты выпьешь кофе и съешь пирожное, а потом будем говорить! — отрезал Костя и, даже не спросив меня, заказал большой раф-кофе и пирожное с ягодами.
В другое время я бы возмутилась — не люблю, когда решения принимают за меня, однако сейчас просто махнула рукой. Даже приятно, когда не нужно ни о чем думать. И пока я пялилась на светло-кофейную стену с каким-то расплывчатым рисунком, сама не заметив этого, выпила все и съела пирожное. Наверное, это нервное.
Повертев в руках стакан и обнаружив, что он опустел, я поставила его на стол и посмотрела на Костю. Он неторопливо пил свой кофе и смотрел что-то в смартфоне. Будто мы — случайные попутчики и ему до меня нет никакого дела. И от этого мне сделалось легче. Наверное, навязчивое внимание вызвало бы у меня протест и желание закрыться, спрятаться, словно моллюск за створки раковины, а его спокойное равнодушие вдруг прорвало плотину, и я почувствовала, что глаза обожгло слезами.
Сначала я плакала тихо, почти незаметно, потом принялась всхлипывать. Костя молча подавал мне бумажные салфетки и подвинулся так, чтобы загородить меня от любопытных.
