Я слушала его сбивчивые признания молча. Самые худшие предположения оправдывались. Я ожидала чего-то подобного, но тем не менее слова отца потрясли меня. Каждое казалось выпущенным в меня камнем и приносило буквально физическую боль. Дрянные гены… Дурка… Мой диагноз оправдывается?
— Но я не сразу узнал самое главное… — Отец запнулся и посмотрел на меня.
Что же может быть важнее новости про, вероятно, передающееся по наследству сумасшествие?
— Мой дед, Николай, очень ее любил и опекал, — отец достал сигареты и закурил, не обращая внимания на то, что тесный кабинет тут же наполнился отвратительным сизым дымом. — А она его убила.
— Что?
Я не могла поверить собственным ушам.
— Она убила своего мужа, твоего прадеда, — продолжал отец, глядя на сигарету. — Их обнаружили соседи по коммуналке. Мой отец тогда был на занятиях.
Я протянула руку и взяла сигарету из лежащей на столе мятой пачки, к крышке которой прилипло несколько окурков, и тоже закурила, тут же закашлявшись.
Отец никак не прокомментировал это, хотя в моей семье не знали, что я курю. Я тоже смотрела на свою сигарету. Сейчас она занимала меня гораздо больше, чем все остальное. Я видела, как скапливается на ее кончике столбик пепла и как он потом падает на пол, мне под ноги. То же самое происходило сейчас и с моей собственной жизнью.
Наверное, уж лучше бы семейные скелеты оставались в своем шкафу.
1965 год, сентябрь
— Я не буду тебя слушать! — Наташа изо всех сил зажала уши руками. — Я не сделаю этого! Не сделаю!
За стеной завозились соседи. Коммуналку расселили и перепланировали, теперь вся квартира принадлежала одной семье, но стены-то были картонными, все слышно. Наташа испуганно вздрогнула. Ее худенькая фигура сгорбилась. Соседи уже не раз жаловались на нее Коле. Не нужно привлекать их внимание. Лучше затаиться и сидеть как мышка.
— Ты меня не заставишь! — проговорила она, на этот раз шепотом, едва слышно.
Гретхен молчала, и в ее молчании ощущалась презрительная насмешка.
— Я не могу! — в горле встал ком, мешающий дышать.
Наташа все пыталась продышаться, но только царапала отросшими ногтями горло, словно хотела его разорвать.
— Ты… Это ты… — прохрипела она.
Гретхен снова не ответила, но Наташа знала, что она скажет. Этот разговор повторялся уже не в первый раз.
Гретхен всерьез считала Николая своим врагом, и все уверения в обратном оказывались бесполезны. И вот однажды она напрямую сказала: «Или он, или я».
Выбрать было невозможно, и Наташа почувствовала себя лисой, попавшей в капкан. Чтобы выбраться, нужно отгрызть собственную лапу. Это очень больно и очень страшно. Наверное, легче бы уйти самой. Встать на подоконник — и шагнуть в акварельную синеву неба. Может, в этот момент и не упадешь даже, а напротив, взлетишь — туда, за облака. Но, увы, делать этого было нельзя: Гретхен строго-настрого запретила. Зато поставила перед выбором.
