— А вы нароете? — Я позволила себе усмехнуться.
— Вполне возможно, — он пожал плечами. — Я любопытный. От рождения.
— Поздравляю, — наконец дверь открылась, и я приготовилась юркнуть в щель.
— Позвоните мне, если потребуется, — он сунул мне визитку в самый последний миг, перед тем как тяжелая дверь захлопнулась перед его носом.
Я перевела дух, словно выдержала боевое столкновение. Ну ладно, пускай он не маньяк, навязчивые журналисты бывают и похуже всяких маньяков.
— Ураган, тоже мне, — я усмехнулась и с усилием сложила визитку пополам. Пользоваться ей я уж точно не собиралась.
Затем набрала номер Ника.
— Привет! Я дома, мне очень надо тебя увидеть.
— Я еду, — проговорил он немедленно, не задав ни единого вопроса.
1944 год, сентябрь
Монике снилось, что она стала куклой и сидит на кукольном креслице, не в силах пошевелиться. Кто-то, пока еще невидимый, идет к ней через весь дом. Она слышит мерный стук шагов, отдающийся в ее испуганном маленьком сердце, хочет бежать, но не может двинуться с места. Даже закричать не может. Даже закрыть глаза.
Напряжение и ужас росли с каждой секундой, и когда в гостиной появилась огромная человеческая тень, накрывающая ее с головой, страх обрушился девятым валом, сметая на своем пути все.
Она проснулась с криком, радуясь, что может кричать.
Шелковая ночнушка промокла от пота, а сердце колотилось, словно заведенное.
— Что-то случилось, фрау? — послышался из-за двери испуганный голос горничной.
Моника с трудом перевела дух.
— Все хорошо, ступайте, — проговорила она, поднимаясь с кровати.
В комнате было темно, и только легкий ветерок колыхал занавески на приоткрытом окне. Моника встала и босиком прошла к двери. Нужно посмотреть, как там Эмиль. Не разбудила ли она своего ангелочка?..
Мальчик спал, подтянув ноги к груди и сложив руки под головой. Он был такой хорошенький и нежный! Такими рисуют детей на пасхальных открытках. Как же хотелось верить, что у него все будет хорошо.
Тревога витала в воздухе. Моника не слишком интересовалась политической обстановкой, однако то, что Стефан теперь не появлялся целыми неделями, ее пугало. Да и слуги. Они переговаривались, когда думали, что их не слышат, говорили о том, что совсем скоро все изменится… Нет, конечно, она не верила, что их чудесный, создаваемый с трепетом и любовью мир рухнет. Такого не может быть. Но к чему этот страшный сон про собственное бессилие? Моника доверяла снам и боялась их.
— Мы справимся, мы со всем справимся, мой ангел! — шептала она осторожно, чтобы не разбудить спящего сына, прикасаясь к его мягким кудрям. — Вот вернется твой папа — и все будет хорошо.
