«Для Наташи стараюсь, для наших детей и ради светлого будущего», — думал Николай, вкалывая, как проклятый, и редко когда возвращаясь с работы раньше полуночи.
Наталья же числилась на конторской работе, но уже не могла трудиться в полную силу. Даже самые жесткие люди, глядя на ее бледное лицо и отечные руки, качали головами и спешили отправить домой.
— Нам нужно здоровое новое поколение, девочка, — говорил ей старик-сторож, взявшийся опекать бедняжку. — Сейчас твоя задача — родить нового члена нашего общества, будущего строителя коммунизма. Ради таких детей мы прошли через страшную войну, ради них отстаивали нашу свободу в революцию.
Наташа кивала, возразить тут было нечего, она тоже хотела родить здорового ребенка, который легко и безбоязненно войдет в светлое будущее. Но потом, когда накатывал очередной приступ тяжелой муторной дурноты, она не хотела уже ничего. Только, бывало, закусывала кожу на запястье, надеясь, что боль приведет в чувство. Хуже всего, если это случалось на работе, дома у нее имелось одно верное средство — Гретхен.
Стоило взять куклу, прижать ее к груди, и становилось легче. Дурнота отступала, дыхание выравнивалось, и она снова ощущала себя здоровой. Теперь Наташа часами просиживала где-нибудь в углу комнаты, не выпуская из рук Гретхен, и постепенно начала рассказывать ей обо всем — о том, что соседка взяла картошку из их запаса, о том, что знакомая достала отрез драпа и обещала пошить из него пальто, о том, что она почти не видит Колю. Кукла слушала внимательно, смотрела с состраданием ясными синими глазами, и все проблемы тут же становились мелкими, будто бы игрушечными.
— Ты поосторожней, — сказал как-то Николай, в очередной раз застав жену в темной квартире в обнимку с куклой. — Приревную же! Мне уже кажется, что ты любишь ее больше, чем меня.
— Что за глупости! — сердилась Наташа, а потом, вспомнив, что так и не подходила к плите и не приготовила сегодня ничего на ужин, замолкала.
Коля и сам понимал, что едой у них не пахнет. Поэтому шел на кухню и, под осуждающими взглядами соседок, готовил что-то нехитрое. Его очень заботило состояние жены, а еще то, что она почти перестала есть, щеки запали и только глаза на исхудавшем лице выглядели огромными. Смотреть на нее, сидящую в обнимку с розовощекой Гретхен, было больно. Казалось, что кукла гораздо живее, румянее и благополучней своей хозяйки.
«Словно в нее уходят все жизненные соки», — подумал Николай и тут же рассердился на себя за глупость.
