Семь миллионов сапфиров | страница 37



Номер становится все меньше и меньше, а стены его сдавливают меня, как громадные тиски. Короткий вдох. Выдох. Что это за звук? Будто трещат мои кости. Меня охватывает паника. Вдох. Бегу в ванную и вижу свое отражение, скомканное и отвратительное. Выдох. Волосы, прилипшие к вискам. Поджатые сиреневые губы. Во мне вскипает ненависть. Резкий вдох. Не контролируя себя, хватаю попавшийся под руку флакон с одеколоном и бросаю себе в переносицу. С оглушительным грохотом на кафель сыплются осколки. Выдох. Я кричу, что все это ложь, что я доживу до ста лет! Но едва прорываются первые струи крика, и я уже не могу остановиться. Я кричу и кричу, не разбирая слов, точно новорожденный, впервые увидевший мир; но вместо воздуха из горла течет что-то липкое и аморфное, как мед.

Бешеное коловращение мыслей. Какой меня ждет конец? Перед глазами мелькают хроники с различными видами смертей, начиная от самых банальных – утопление, авария или короткое замыкание, заканчивая экстравагантными: один отравился шпротами, другого сбил «Аэромерседес», третьего убила молния, четвертого – гиря, упавшая с балкона, пятого зарезала на улице банда агнцев, шестой подавился персиковой косточкой…

И вдруг, впервые в своей жизни, я услышал ее. Сначала она звучала тихо, едва-едва, но очень скоро ударила в аллегро, заиграла громче и наконец взвилась в полный рост. Я называю ее «Соната смерти». Не похожая ни на одно музыкальное произведение, звучащая в особой, мистической тональности, она являла собой концентрацию обреченности, страха, подавленности и гнета. И вместе с тем это была удивительно легкая мелодия, свободно льющаяся по руслам пространства.

Уверен, что ни один композитор мира не воспроизведет ее в точности. В ней был и тонкий плач скрипки, и монотонные всхлипы флейты, я различал угнетающий стон органа, рокот барабана, бьющий по ушам, и мелодичные, на первый взгляд, переливы фортепиано, вызывающие сильную тревогу. Ее главной особенностью было то, что она причиняла мне реальную физическую боль в области затылка. Словно в него загоняли раскаленное сверло.

Этот день был абсурден, сюрреалистичен, и я всегда с содроганием вспоминаю о нем. Возникла мысль: если бы мне приказали убить человека, чтобы результат Анализа стал иным, я бы согласился не раздумывая. Такое непозволительное сравнение.

Помню, мне снилась мама: она смотрела на меня серыми прозрачными глазами и что-то шептала. Я видел свой седьмой день рождения, когда отец впервые рассказывал про Анализ. Мне было жутко интересно. Я сидел у отца на коленях и слушал пение соловьев, когда в кабинет юркнула крошка Сью. Она поцеловала меня в щеку. Я специально поморщился, чтобы позлить ее. Ясноглазая малютка с двумя белоснежными бантами, она навсегда останется в моей памяти самым чистым, самым нежным и невинным цветком жизни.