В детстве Ксюше очень нравилось, гуляя зимой, ловить снежинки и наблюдать их быструю смерть на собственных ладонях. Но теперь снежинки не ластились, а кусали, жалили почти обнажённое тело, прикрытое изорванным в битве тонким пеплосом, прижигали холодом страшные раны на спине, путались в волосах и ресницах, скользили по замершим губам. Словно в порыве милосердия, недоступного, как оказалось, ни людям, ни богам, эти маленькие «подруги детства» хотели стать саваном, стыдливо прикрыв изломанное, использованное, измученное мертвое тело той, кто по крайней мере в этой реальности вообще не должна была умереть. Или должна была? Может, она просто прожила чужую жизнь, повторив сценарий?..
Больше всего на свете хотелось вздохнуть, но теперь у неё не было на это права. Не было пульса. Ничего не было. Только кровь… и снег. Откуда он здесь? Впрочем, какая теперь разница, если слышен шум железных крыльев…
Она не видела его лица, никто не видел, но все узнавали.
— Знаешь, как обычному человеку легче всего позвать меня в гости? — ледяная сталь танатовой косы играючи коснулась мертвенно-белой щеки. — Вообразить себя бессмертным.
Одно короткое движение — и золотая прядь срезана, а жизнь покинула навсегда.
Закричав от ужаса, Ксюша вскочила, широко открыв глаза и дыша как паровоз. Грудь ходила ходуном, пока с глаз не спала окончательно сонная пелена.
«Фух, это был просто сон» — с облегчением подумала она, видя вокруг лишь темноту и пляшущие красные точки, пытаясь вспомнить последние события.
В памяти тут же во всех подробностях предстала битва с богиней. Потом погоня, мраморные ступени… И чёрный туман.
— Сёстры! — вскочила с ложа, и тут же замерла, прислушиваясь к отзвукам голоса. Свой… но полузабытый. Будто из другой жизни.
Наконец перед глазами проясняется. Видны очертания до боли знакомых стен и мебели. Холодный ветер дует из окна, сквозняком гуляя по комнате, и заносит внутрь крохи желтоватого электрического света с улицы.
Взгляд сам собой упал на дрожащие ладони. Нежно-розовый гель-лак на длинных ухоженных ногтях почему-то на миг стал крайне ненавистен, словно именно он был виноват в том, что…
Что она, кажется, вернулась обратно.
Вырвался судорожный вздох, громко прозвучавший в абсолютной тишине, подкосились колени. Подавшись чуть назад, нащупала рукой кровать и кулём упала на неё, пытаясь осмыслить произошедшее.
«Не могли же мне присниться полгода, из которых я помню каждый чёртов день! Значит, я вернулась… Или всё же сошла с ума? — размышляла она, ощущая ноющую тупую боль во всём теле. — Если нет, то надо радоваться — я ведь могла умереть»
