Но радоваться почему-то не получалось.
В каком-то трансе нашла ладонью выключатель и, заставив себя удержаться в вертикальном положении, шагнула к зеркалу во весь рост.
Оттуда на неё смотрело совершенно смертное лицо, как далёкий призрак, своё собственное отражение.
Но что-то в нём изменилось. Взгляд? Ломаная линия губ?
Она и впрямь походила на сумасшедшую.
Повинуясь неожиданному порыву, стянула верхнюю часть пижамы и встала так, чтобы можно было рассмотреть спину.
Увидев отражение, нахмурилась и сглотнула царапающий горло ком: на спине красовались два продолговатых характерных шрама, которых раньше не было и быть не могло…
* * *
Вера в хороший конец — подсознательная потребность человека. Мы можем быть сколь угодно циничны, но в какой-то момент что-нибудь нет-нет да шевельнётся в груди — тень надежды. Очень больно, когда эту надежду реальность ломает об колено. С Ксюшей это случилось неожиданным образом — когда она, убедившись, что «вернулась» в тот же самый день, с которого всё началось, принялась читать то, что раньше уверенно называла детскими сказками.
В приятном, действительно сказочном литературном изложении она прочитала… свою (или всё-таки чужую?) судьбу.
«Страшен образ былой красоты. А когда вырастут крылья и когтистые лапы и взлетит чудовище драконом-людоедом, кто узнает в нем былую красавицу-титаниду? Волей иль неволей обернулась она в крылатую змею — все равно: нет титаниды. Забудут о ее былой красоте и сердце, крепком правдой, как адамант. Забудется ее былое имя, когда она была радостной титанидой, и прилепится к ней новое имя, страшное и мерзкое, и будут ее именем пугать детей: „Вот придет Горго, возьмет тебя Горго, съест тебя Горго — даже косточек не оставит“. Поползут страшные рассказы о ее лютости и непобедимости, хотя никто ее в глаза не видал. И черной правдой-клеветой зальют ее лик, изуродованный и оболганный злобой и местью бога, не прощающего непокорства. И впрямь, сделает свое дело черная правда. Вспыхнет в могучем сердце титаниды черный огонь лютости, ответной злобы на злобу людей и богов. Одичает сердце, озвереет мысль, зарычит слово. Станет сладка месть за месть, ненависть за ненависть. И в чудовищном образе родится душа-чудовище: дракон в драконе, людоед в людоеде.
Так пусть же родится герой-избавитель, не знающий страха, и поразит чудовище. Прикажет время, и придет герой».
Глядя в монитор, в леденящем душу ужасе схватилась за горло — будто здесь, сейчас, наяву одним точным движением ей, спящей, утонувшей в яде ненависти, отрубил голову сияющий меч…
