— А теперь уже не рассказывает?
— Нет. Теперь она говорит, что если мне хочется сказок, то я сама должна их и придумывать.
— И ты придумываешь?
— Да. Рассказываю сама себе целые истории. В уме, про себя.
Мы засмеялись. А потом я стал рассказывать ей обо всем подряд, что всплывало в памяти. Урума рассеянно смотрела куда-то в морскую даль. Там, у самого горизонта, поблескивали еле заметные в туманной дали белые крылья какого-то старого судна. Я не стал мешать ей — пусть смотрит и молчит. Вот она слегка нахмурилась. Задумалась о чем-то. Я не знал, о чем. Откуда мне было это знать? Вдруг я услышал ее шепот:
— Ленк…
— Да?
— Мне кажется, что человеку вовсе не нужно столько бродить по свету. Ты повидал много краев и деревень, городов и людей. И еще… как люди живут вместе и как они убивают друг друга. Ты много видел, Ленк, и все же я думаю, что люди повсюду одинаковы и жизнь всюду одна и та же. И… И если подумать хорошенько, то что нам остается в жизни? Немного мечты. Немного радости. Немного грусти. И иногда… Иногда немножко любви…
Слово «любовь», так неожиданно сорвавшееся с ее губ — широких и пухлых, обожгло мою опустошенную душу. Я стоял на песке под палящими лучами солнца и спрашивал себя, не лучше ли мне скинуть одежду, броситься в волны и уплыть далеко, туда, куда никто не добирался и где море сливается с небом, а небо растворяется в волнах, или нырнуть в бездонные глубины и принести себя в жертву ненасытным обитателям моря. Я и сам непрестанно тосковал по любви, но так и не изведал ее. Колдуньи наворожили мне, что я никогда и не изведаю любви. Колдуньи!.. Они и сами-то чистейшая выдумка. Их так же, как и многое другое, придумали люди. Мне стало больно и грустно. Я обхватил голову руками и уперся подбородком в колени.
— Ленк…
— Да…
— Ты слышал, что я сказала?
— Слышал…
Меня бросило в жар, мысли мои смешались. «Из какой крылатой, волшебной арабской сказки явилась ты, Урума, — подумалось мне, — и на каком волшебном ковре-самолете долетела от белых минаретов Багдада сюда, чтоб очутиться рядом со мной?» Или рядом со мной никого не было? Может быть, Урума только тень? А может быть, не тень даже, а лишь призрак — обманчивый плод моего воспаленного воображения?
— Ленк…
— Да…
Нет. Урума — не призрак. Урума не тень. Урума — молоденькая девушка из села Сорг. Самая настоящая татарка. И эта татарочка, с раскосыми глазами, с желтой кожей и хрупким телом, тоже тосковала по любви, как любое, даже самое жалкое человеческое существо… Ведь любое человеческое существо, самое никчемное и жалкое, знает, что за жизнью следует смерть и что жизнь, прожитая без любви, словно и не прожита вовсе.
