Однорукий, со смехом следивший за происходящим, сказал:
— Не будь глупцом, дружище, и не принимай мою сестру всерьез. Я уже говорил тебе — она взбалмошна и не в своем уме. Я немного переборщил. Просто у нее чудной характер. Такой же чудной, как и ее темное лицо. Изо всей семьи она одна похожа на покойного отца и лицом и норовом. К тому же — она единственная девочка в семье. Мать балует ее. Да и мы тоже. Так что, дружище, рассуди здраво и не пугайся ее причуд, чего бы она ни сказала и ни выкинула. На самом-то деле у нее доброе сердце. И потом… мне кажется, ты этой чудачке понравился.
— Пугаться я не буду. Да и сердиться тоже. Только ответь мне, Филипаке, сколько твоей сестре лет?
— Четырнадцать…
— По виду ей все семнадцать.
— По виду ей можно дать и семнадцать, но на самом деле ей только четырнадцать.
Он с трудом поднялся с нар и поплелся искать Деспу. Она была в своей комнате. Я слышал, как они долго бранились. До моего слуха долетело несколько ругательств, таких резких и грубых, что стриженые волосы у меня на голове встали дыбом.
Меня никогда не пугали ни ссоры, ни грязные ругательства. К ним я привык с детства — это было обычным дедом в той среде, где я жил. Но мне не улыбалось, послушавшись однорукого, оказаться в осином гнезде. Деспа начала задирать меня с первой встречи и, по-видимому, не собиралась сдерживаться и дальше.
Было уже совсем поздно, когда ссора прекратилась. Деспа снова хлопнула дверью. Я увидел ее на дворе. Она удалялась от дома и вскоре скрылась за густой листвой кривых деревьев. Однорукий тоже не показывался. Наконец он вернулся. Навеселе. Его глаза блестели.
— Ты выпил?
— Всего пол-литра.
— Вина?
— Сливовой цуйки. Если хочешь, могу угостить и тебя. У нас в доме всегда есть бочонок.
— Не стоит. Я не люблю цуйку.
— Жаль! Выпивка придает жизни вкус. Кружит голову. За чаркой забываешь о несчастьях. Да, да. Когда пьешь, забываешь о несчастьях.
— Возможно. Но мне это не нравится…
— Ну что ж, придется мне, видно, пристрастить тебя к этому делу.
Некоторое время он кружил по комнате. Потом ушел. Я сел на край нар, обхватив голову руками. Вот так попал! Вот влип, так влип. Спустя некоторое время Филипаке вернулся и уселся рядом.
— Послушай, я говорил о тебе с моей матерью.
— Что же ты мог сказать обо мне своей матери?
— Много чего.
— А что именно?
— Тебе ведь, кажется, негде ночевать.
— Да, негде. Но я поищу и найду. Город велик.
— Вот я и решил спросить, не хочешь ли ты, пока идут экзамены, ночевать и питаться у нас? Можешь остаться и дольше, если пожелаешь.
