— Не забудьте. Если когда придется судиться, идите к моему сыну, адвокату Олимпие Келу. Живет на Дунайском проспекте. На двери вывеска. Большой дом. Любой мальчишка покажет. Для воров и бандитов он отец родной. Ты хоть человека убей — а он докажет, что невиновен…
Я был сыт стариком по горло и ничего не сказал в ответ. Зашел в привокзальный ресторан, купил сигарет и спичек, выпил пива. Ночь стояла все такая же душная и теплая. Да и с чего бы ей посвежеть? Ветер утих, а может быть, улегся где-нибудь в кустах и заснул.
На востоке за железнодорожной линией виднелась небольшая роща, тянувшаяся вдоль берега. За рекой и рощей в прозрачном сумраке ночи огромной тенью проступал древний лес у села Дидешть, которое раскинулось выше, на холме. Я остановился на миг, и до меня, словно сквозь сон, донесся усыпляющий шелест лесной листвы. Потом я двинулся дальше. Почувствовал, как шуршит под ногами буйно разросшаяся трава. Ее терпкий, соленый запах щекотал ноздри. Я взглянул вверх. Небо показалось мне выше и яснее, чем когда-либо. Вот и река. Прибрежный песок был мягкий, как мука. Я нагнулся и попробовал его на ощупь. Да, он был именно таким, как я думал, — совсем теплым. Спать будет хорошо. Как на пуховой перине.
Некоторое время я шел вперед, осторожно пробираясь сквозь заросли худосочной колючей травы, где шныряли ящерицы, жабы и сороконожки. Обойдя купу дерев, я, к своему удивлению, увидел перед собой четырех лохматых лошадей с путами на ногах; лошади щипали траву. Заметив незнакомца, они не испугались, но перестали пастись и тихонько заржали. Вдруг целая свора собак с лаем накинулась на меня. Я стал отбиваться, размахивая сумкой. Неподалеку оказались две кибитки. Возле них тихо потрескивало красноватое пламя костра. Вокруг костра сидели бородатые, обросшие цыгане и глазастые цыганки, оживленно разговаривая и покуривая трубки. Я направился к ним. Собаки не отставали. Продолжая с ожесточением отмахиваться от них, я поздоровался с цыганами на их языке. Они ответили, после чего один спросил:
— Ты что, цыган?
— Нет, я не цыган, но с радостью стал бы цыганом, если бы судьба так распорядилась.
Ответ пришелся им по душе. Они засмеялись. Одна из цыганок сказала:
— С твоим лицом и языком ты мог бы и не спрашиваться у судьбы.
Я тоже рассмеялся, обнажив свои крупные, совсем как у цыган, зубы, и попросил разрешения погреться у костра. Они потеснились. Я поблагодарил и опустился на корточки вблизи огня.
