– В храме я ставил свечки за здоровье души! Всей нашей братве! Только… учинил перепутку: поставил свечки за здоровье в то место, где ставят за упокой. Господь, видно, обиделся и набил мне рожу… – прояснил обстоятельства Чуда секретарь.
– Херня и сказка! – последовала реакция босса.
Секретарь признал, что Михал Михалыч в свои 35 лет – уважаемый главарь мафии, а он в свои 35 лет – всего лишь Нафаня со смешной фамилией. И ему стало неловко за Чудо.
– Ладненько, с доской я дорешаю сам, сказочник, – резюмировал босс, нетерпеливо глянув на наручные часы. – А ты встречайся с братэлой и получи фотку Клюева! Предъявим бомжу на опознание!
Сотовый телефон шефа сыграл «Вальс». Михал Михалыч оборвал рингтон быстрым нажатием пальца на кнопку, и поднес трубку к вкрадчивому уху:
– Что!?.. Опознали?.. А Горилла?.. Почему ты молчал?.. Да… Держи меня в курсах.
Нафаня попытался подслушать диалог, но бесполезно. Телефон шефа не допускал разглашения голосов без ведома владельца.
– Звонил мой адвокат, – неохотно разъяснил главарь столичной мафии. – Чеснок разбился на трассе, насмерть. А Горилла ещё с утра в морге, подрался с кем-то…
– А вы меня, Михал Михалыч, назвали сказочником! – с превосходством заулыбался Нафаня. – Это чё, блин, получается? Только я поставил Чесноку свечку за упокой – он разбился. А Гориллу, вы только вкурите смысл! Самого Гориллу, что гнул у нас руками подковы! – избили в усмерть.
Михал Михалыч послал свой реализм «гулять в садик», а сам нечаянно затянулся тлеющей стороной сигары:
– Чего ты там болтал про свечки? Поставил за здоровье туда, куда ставят за упокой?..
– Ага, – блеснул самодовольной улыбкой Нафаня. – Себе только воткнул в нужный Подсвечник. И то благодаря одной богомольной убогой…
Михал Михалыч проплевался полусгоревшим пеплом:
– А мне!?
– Вам поставил свечу самому первому! Ведь вы – самый лучший главарь мафии из всех главарей, которых я знаю!
Босс шалыми глазами вновь осмотрел синячище помощника под левым глазом.
– Видел остолопов. Но таких, млин… – натурально забздел шеф, вероятно – впервые в жизни.
– Михал Михалыч, не называйте меня остолопом! – ультимативным тоном попросил Нафаня. – Да… я знаю, что я – толстый, некрасивый и не очень умный тип. И у меня писечное недержание по ночам. Но я не остолоп.
Секретарь с печальными глазами побрёл к Офису. Михал Михалыч лирично глянул вслед:
– Пожалеть его, а?
