– Нет, синяк свежий! Я знаю толк в синяках! – похвастался Амбарыч.
– Точно синяк! – поддакнула Марковна.
– И у кого там бесы!? – саркастически засмеялась Варвара.
– Так и зарождаются ереси! – торжественно изрек батюшка в пустоту. Никто не верил ему, и сам себе он не верил тоже.
Клюев шёл пешком к Садко, согласно напутствию странного нищего. Утомившись, присел передохнуть на синюю скамеечку Петровского парка. К нему тотчас же подсел некий худощавый очкарик.
– Я вижу, что ты любишь орхидеи, – заметил он.
– Ты прав, – согласился Клюев.
– Приходи к нам с Олесией. У нас ты будешь накормлен и в тепле.
– А вы – это кто? – доверчиво развесил уши Клюев.
– Я – Орхидеи-люб! А Олесия – моя жена! – вдохновенно пропел очкарик. – И я вижу, что ты наш человек!
– Я должен поесть у Садко, – не согласился Клюев. – А потом приду.
– Возьми, – попросил Орхидеи-люб, протягивая свой адрес.
Объяснение случилось возле Офиса Столичной Мафии. На Таганке. Вечерело.
Ливер – мордоворот с косой саженью в плечах, угодливо распахнул заднюю дверку лимузина. Михал Михалыч пыхнул сигарой и вознамерился загрузить своё тело в салон. Рядом плавно остановилось такси, из авто усталым мячом выпрыгнул Нафаня:
– Михал Михалыч!
Босс хищно осмотрел помощника: его помятый вид и крутотенный синячище под левым глазом. Цыкнул:
– Ливер, отойди.
Бандюг поправил за поясом пистолет и суетливо подчинился. Главарь сказал удивлённо:
– Нафаня Андрюшкин! Где ты шлялся целый день и что у тебя с рожей!?
– Михал Михалыч! – преданно вякнул секретарь. – Я приехал из больнички, куда меня доставили в бессознательном состоянии!
– Я тебе не приказывал ехать в больничку и впадать в бессознанку! Или ты что-то попутал в моих указаниях? Ну так, чуть-чуть… Скажи мне – попутал?
– Михал Михалыч, ну я ж не дебилоид! – улыбнулся своей остроте Нафаня.
Босс не посчитал шутку шуткой, но промолчал. А секретарь рассказал:
– Я приехал в храм, увидел там ваш рисунок, взял в руки… И тотчас получил от него такой удар, что упал без чувств!
– От кого получил удар?! – настороженно переспросил шеф.
– От Господа, который нарисован на доске, – обыденно объяснил секретарь. – Был в отключке весь день, а как только поймал сознание – по-тихому срулил из палаты.
Главарь являлся реалистом и не признавал, что Чудеса имеют место быть. Впрочем, Чудеса не признают, помимо реалистов, и обычные люди. А зря.
Поняв, что босс молчит, Нафаня разлился соловьём:
