Марк был очень холодный, ему хотелось поджать все лапы сразу — стоял январь, а у него на животе сквозь редкую шерстку просвечивала розовая кожа. Я закутал Марка в куртку и взял в охапку — он совершенно не возражал.
Домой мы поехали на автобусе. С тех пор Марк очень любит автобусы — увидит, и сразу смотрит на меня снизу вверх, вопросительно: «Поедем кататься, да? Этот тоже домой идет?» И сидит на задней площадке, на каждой остановке выглядывает в двери: ждет, когда приедем.
Одному плохо, особенно когда ты маленький. Если кто-то хочет быть с тобой вместе — он настоящий друг. Марк решил дружить со мной — но кое-кого из людей так и не простил.
Мне говорили: «Он нервный, злой… будет на всех кидаться. Укусит кого-нибудь — что станешь делать?» Люди часто несправедливы.
Марк знает, что кусаться — очень плохо. Когда кусаешься — делаешь больно. По старой памяти ему иногда очень хочется брать зубами, он щиплется за палец, осторожно, или захватывает в пасть ладонь и жует. Тогда стоит сказать: «Неужели ты кусаешься, Марк? Не может быть!» — и ему делается стыдно, он ахает, позевывает, жмурится и отворачивается: «Это не я. Я случайно».
На улице он отчаянно не любит пьяных людей и сварливых теток, которые громко ругаются. Дыбит шерсть на хребте, рычит, показывает зубы — хочет облаять. Я говорю: «Марк, не обращай внимания, они уйдут, брось. Ты же хороший пес», — а он фыркает: «Терпеть не могу таких!» Может быть, похожие люди кричали на него, когда он был мал и одинок? Или обижали?
Марк проходит мимо пьяного, встопорщившись и презрительно усмехаясь. Ему хочется быть интеллигентным и гордым.
Сюсюканье ему ненавистно. Подачки отвратительны. Если чужой протянет колбасу или конфету — Марк рычит очень страшно: «Ну да! Когда я мерз и голодал, вы вот так же сюсюкали и тянули свои дурацкие конфетки! Спасибо, я сыт!» Только у близких друзей он из чистой вежливости берет угощение, относит в сторонку и оставляет. Мимо куска, валяющегося на земле, Марк проходит, не повернув носа и гордясь собой: «Я больше не помоечник!»
Но так красиво не всегда получается.
Белый боксер из дома напротив морщится и лает: «Ты, дворняга, боишься, небось?!» — и Марк не может стерпеть, чтобы не ответить: «От такого и слышу, морда в складку! Кто тебя боится?! Да я тебя порву!» Этот боксер в прошлый раз прокусил Марку ухо, а Марк укусил его за шею — и так они и не решили, кто во дворе самый страшный. «Марк, — говорю я, — как тебе не стыдно? Ведешь себя, как хулиган», — Марк смущается, отворачивается, чихает: «Пусть первый не лезет…»
