Снова тряхнуло так, Йен едва не упал с ящика — схватился за стену.
— Герой… — бросил Нивен.
— Это все из-за вони, — сказал Йен. — Да что здесь, черт возьми, так воняет?!
— Рыба, — пожал плечами Нивен.
— Не произноси это слово...
— Рыба, — мстительно повторил Нивен. — Рыба.
— Я, пожалуй... — начал Йен, а потом вскочил и стремительно вышел.
* * *
…Он не видел, да и не увидел бы, даже оставшись рядом, как Нивен ухмыльнулся. Ухмылка была скрытой под капюшоном. Она была скрыта и от самого Нивена — он не заметил ее и сам удивился бы, если б обратил внимание.
* * *
Не видел Йен и того, что черная виверна уже и впрямь пролетела над Нат-Кадом. Не видел, но знал.
Рэй догонял его.
А Рэй всегда его догонял.
Марле вновь снилось, что она молода. Что руки легки, ноги быстры, а она сама все еще слышит, как поют травы, о чем шепчутся люди, что говорят карты.
Здесь, высоко над землей, во дворце средь облаков ей часто снилось что-то про юность. Может, потому что повелитель был невозможно юн. Невозможно юн и невозможно добр к ней. Не выгнал, не наказал, когда она не смогла вспомнить, о чем спрашивал. Оставил рядом с собой.
Ждал.
А ей впервые за много-много лет было спокойно. Потому что демоны остались далеко внизу. А здесь были лишь птицы да облака.
И вот она, юная и полная сил, бежит по горной равнине, догоняет облако. Она знает — внутри, в облаке, туман. Ей хочется оказаться в нем, тронуть рукой, вдохнуть в себя. Она юная, она еще не возненавидела туманы Нат-Када. Она будто и не знает, что такое Нат-Кад.
Имя города приходит смутным воспоминание, когда от облака доносится запах. Сладковатый и гнилостный. И облако — уже грозовая туча. И темнеет с каждой секундой. Она замирает, делает осторожный шаг назад. И бежать, вроде как, надо, прочь, подальше. Но слишком интересно. И запах, вроде как, отвратительный, но слишком сладкий. Ее тянет к нему.
А потом — из облака шагает он.
Невысокий — чуть выше ее самой — человек в свободных темных одеждах. С темными влажными прядями волос, которые смешно липнут к лицу и топорщатся в разные стороны. Бледный, худощавый, еще и хромой — заметно припадает на одну ногу. А глаза — широко распахнуты, горят болезненным огнем.
Человек выглядел не красавцем, но — как и к запаху — к нему тянуло.
"Глаза, — подумала она, — все дело в глазах..."
В них бушевал шторм и в то же время — стыл лед. А в глубине сверкала бриллиантовая, твердая, жесткая, насмешка.
— Я сплю… — растерянно сказала она. Он сделал еще шаг, и она мысленно взмолилась: “Остановись! Я не могу уйти, остановись! Не подходи ближе!”
