— Это самый пессимистический прогноз, — объясняет Юля уже от себя. — Доктор Лампрехт, если его вынуждают прибегать к числовым оценкам, предпочитает всегда придерживаться самого плохого сценария.
— То есть, — переспрашивает Андрей, — Двадцать процентов при самом плохом сценарии?
Юля кивает. Вот ведь, а наши врачи говорили ему — семь. Семь! И намекали на то, что не стоит тратить такие большие деньги. А тут — двадцать! При том, что этот Дирк Лампрехт прямо такой уверенностью пышет, и, слушая его «двадцать», начинаешь верить во все сто.
— Я не знаю, что вам говорили врачи в России, — продолжает тему шансов и процентов доктор в русском дубляже прекрасного голоса Юли, — как они оценивали…
— Семь, — перебивает Андрей. — При самом хорошем исходе. Не больше семи.
Дирк Лампрехт цыкает и качает головой, а Андрей выдыхает, обессилено роняет голову и упирается лбом в стол.
— Вы правильно сделали, что обратились к нам, — переводит Юля немецкий текст, — У нас лучшие специалисты. — Она прерывается на выслушивание доктора, а потом продолжает. — Во многом все зависит от вашего партнера, будет ли он бороться. И тут вы — его главная поддержка. Помните, что мозг его функционирует совершенно нормально, что он все осознает, и ваше присутствие, ваши слова крайне важны. Никакого пессимизма я в своей клинике не допускаю. Даже в случаях гораздо более сложных, чем ваш.
Доктор еще говорит, что первая неделя до операции и некоторый период после будут достаточно спокойными, а вот с началом реабилитации, начнется строгий режим, процедуры, занятия. Все потому, что когда мозг снова начнет посылать правильные импульсы, а позвоночник будет готов работать, Владу буквально придется заново учиться двигаться, ходить, шевелить руками.
— Все, что касается, физической двигательной активности, — переводит Юля, — будет большой работой. Но я не хочу вас сейчас нагружать этим. Всему свое время. Давайте подготовимся к операциям.
Мы прощаемся с доктором. Он жмет руку Андрею и снова подмигивает мне. А потом мы с Юлей заполняем кипу анкет, опросников и еще черт знает каких документов. Она задает вопросы, Андрей отвечает, и Юля вписывает его слова по-немецки в нужные графы. Все это тянется бесконечно. За окном уже темнеет, больничные коридоры пустеют, свет в них приглушается. А мы все пишем, читаем договора, Юля разъясняет нам пункты, как маленьким детям. Когда мы прощаемся, она рассказывает, как быстрее добраться до дома, где мы сняли квартиру. Мы приехали на полгода, но вещей с собой взяли абсолютный минимум. Да у нас, кроме одежды и моего ноутбука, и не осталось почти ничего. Наши чемоданы ждут внизу, в регистратуре. Тут все такие вежливые, что готовы были их нам до дома довезти, да еще, наверное, по шкафам вещи разложить. Мы будем жить в типовой двухкомнатной квартире типовой многоэтажки спального района Берлина.
