Я сразу определила, что эта крошечная коричневая туника была всем, что я носила. Конечно, на мгновение меня захлестнула волна смущения, а возможно, раздражения и даже ярости. Но это по большой части было наследство моего прежнего мира, пока ещё остававшееся во мне. А теперь я чувствовала благодарность. Безусловно, мне было совершенно ясно, что одета я была так, как это нравилось мужчинам. Какие же всё-таки животные эти мужчины! Какие они сильные и властные животные!
Но я не возражала. Внезапно оказалось, что я рада тому, что была красива и могла показать свою красоту. Если женщина красива, почему ей нельзя гордиться этим? Пусть даже мужчины вынуждают её, для своего удовольствия, продемонстрировать это! И не рады ли мы сами, быть выставленными на показ и быть замеченными ими? Разве при этом мы не находимся на своём месте в природе, как того и хотят от нас мужчины? Нужно ли прятать красоту из-за того, что она может стать предметом зависти для кого-то уродливого? Уверена, что здешние мужчины не разрешат сделать это, даже если бы я того пожелала. Но разве найдётся такая красавица, которая сама захотела бы спрятать свою красоту? Лично я была только рада, и даже гордилась тем, что была красива. Впрочем, я не могла не сознавать и опасности этого, поскольку красота женщины волнует и возбуждает мужчин. Мы, в конце концов, их естественная добыча. В таком мире, как этот, красивая женщина, или, по крайней мере, такая как я, без сомнения в довесок к своей желанности и уязвимости, получает страх и опасность.
Однако ещё в загонах мне сообщили, что далеко не все женщины этого мира были такими же, как я. Но тогда я не смогла узнать, были ли они многочисленны и насколько. Но мне довелось видеть их как-то раз. Две из них, презрительные и великолепные, посетили наши загоны. Как изящно, как надменно и привередливо, они прокладывали себе путь мимо нас! Позже я вкратце упомяну о них.
Но что-то заставляло меня подозревать, что даже такие женщины в мире, таком как этот, отнюдь не были в безопасности.
В любом случае я не сомневалась, что мужчины здесь знали, как следует одевать женщин, или, по крайней мере, мой вид женщин, при условии, что им вообще захочется их одевать.
На мне не было ошейника. Признаться, мне стало интересно, не была ли я освобождена. Да, я использовала выражение «освобождена». Просто не вижу, как в данном контексте я могла избежать его использования.
До последнего момента, как многие, наверное, заметили, возможно, где-то даже по-дурацки, я избегала того, чтобы явно говорить о моём статусе, и положении в этом мире, и что это значило для меня, но я полагаю, что для читателя это уже и так очевидно.
