— Ты подходила к стене, — обвинила меня она.
— Да, — признала я очевидное.
— И хотя для тебя, скорее всего, было трудно полностью воздержаться от чувств, — продолжила женщина, — Ты, несомненно, приложила все усилия.
— О, да! — воскликнула я. — Да!
— И Ты оставалась полностью холодной, — добавила Айнур.
— Настолько холодной, насколько это возможно, — шёпотом ответила я.
— Неужели Ты его даже не поцеловала?
— Конечно, нет! — заявила я.
Тима и Тана сложились пополам от смеха.
— Вы видели? — испуганно глядя на них, спросила я.
— Конечно! — в ярости выкрикнула Айнур.
Моё сердце рухнуло куда-то вниз и застучало в районе пяток. Откуда мне было знать, как долго они смотрели на нас. Очевидно, это было достаточно долго. Помнится, я услышала голос. Это был голос Айнур. И затем, мгновением спустя, раздался её гневный крик. Только тогда я в ужасе попыталась отстраниться, но он не позволил мне этого сделать. Он удержал меня там, где я была, под собой в его руках.
— Шлюха! — прошипела женщина.
— Но он приказал мне, чтобы я целовала его! — воскликнула я.
— И Ты, конечно, делала это неохотно? — закричала Айнур.
— Да, да! — крикнула я.
— Лгунья! Лгунья! — заплакала она.
Это меня испугало настолько, что я чуть не изменила позы.
— Голая потаскуха в ошейнике! — заверещала женщина.
А разве Айнур сама не носила ошейник? Разве её ошейник не был таким же подходящим для неё, как и мой для меня? Разве он не декларировал то, кем она сама была, точно так же, как и тот, что был на моей шее? Он что не был так же хорошо заперт на её горле? Неужели она думала, что в отличие от меня, могла бы избавиться от него?
— Голая потаскуха в ошейнике! — снова повторила Айнур.
Так ли уж сильно мы отличались одна от другой? Она была богато одета? А разве, по сути, она не была, почти такой же голой, как и я? Было ли в действительности её одеяние хоть сколько-нибудь значимее моего, за исключением разве что, ожерелий, драгоценностей, сережёк и прочего? Разве та одежда, которую она носила, не снималась одним лёгким движением? Разве недостаточно было одного нажатия пальца на золотой зажим, что красовался на её левом бедре, чтобы её юбка, стекла вниз? Разве её алая шёлковая безрукавка, удерживаемая только завязанным на легко распускающийся узел, не снималась одним движением?
— Голая лживая маленькая шлюха в ошейнике! — не переставала кричать женщина.
Она обзывала меня так, словно сама могла бы быть женщиной отличной от меня и остальных! Конечно, она знала мои особенности и мой характер. Но я не думала, что они сильно отличались от её собственных. Я, конечно, ощутила, что Айнур была очень удручена произошедшим в саду, и что она, хотя и тщательно это скрывала, чрезвычайно, мощно, беспомощно возбуждена сексуально. Возможно, она ощутила то же самое, что и я, хотя я и была меньше и гораздо уязвимее. Возможно, это было той причиной, почему мы так не выносили друг друга. Возможно, именно из-за этого она так ненавидела меня.
