Через некоторое время я уже смогла расслышать скрип крутящегося барабана лебёдки. Посмотрев вниз, насколько смогла, конечно, я заметила, что надзиратель, скорее всего, тоже любуется горами. Признаться, это поразило меня до глубины души, ведь я считала его грубым бесчувственным мужланом. Возможно, в некотором смысле мы оба чувствовали свою незначительность перед этими горами, и оба видели их удивительность и красоту.
Бросив взгляд вверх, я отметила, что до платформы осталось всего несколько футов, Правда, в квадратном отверстии, сквозь которое мне предстояло попасть наверх, я увидела не лебёдку, как ожидала, а шкив, подвешенный к треноге, через который была переброшена верёвка. Выше платформы стены цитадели уходили дальше, подпирая облака. Возможно, мы чувствовали себя маленькими и незначительными перед горами в их широком безмолвном великолепии, но здешние мужчины сделали себя частью этого. Они, подобно орлам, в этом первозданном великолепии построили здесь для себя логово, настоящее орлиное гнездо.
Наконец, меня втянули сквозь прямоугольное отверстие. Правда подъём на этом не остановился, и меня подняли ещё футов на десять, остановив почти у самого шкива. На некоторое время меня оставили висеть там. Надзиратель перешёл на платформу, едва только стремя поднялось на один уровень с её поверхностью. Первым делом произошёл обмен приветствиями между тюремщиком и мужчинами, стоявшими на платформе и одетыми в алые туники. Не было никаких сомнений, что эта одежда была чем-то вроде местной униформы или мундира. Я рискнула предположить, что это были стражники или солдаты. Лишь когда надзиратель закончил с рукопожатиями и приветствиями, послышался скрип лебёдки и верёвка поползла вниз. Когда мои ноги оказались достаточно близко к поверхности, тюремщик дотянулся до меня и, подхватив мешок, затащил на платформу. Устоять на ногах получилось с трудом, и не с первого раза. Верёвку опустили ещё на ярд или около того, обеспечив достаточную слабину. Затем мужчина отстегнул карабин мешка от кольца верёвки. Едва меня полностью освободили от верёвки, я поспешила опуститься на колени, как мне и подобало, поскольку я находилась в присутствии мужчин. Кроме того, мне казалось, что так я буду устойчивее и подальше от открытого в пропасть отверстия.
С платформы открывался прекрасный вид на горы. Надзиратель, кстати, также как и я, на некоторое время задержал свой взгляд на окружающем нас великолепии. Однако, остальные из тех, кто стоял на платформе, не уделяли им особого внимания. Несомненно, для них это был просто привычный вид. Я бросила взгляд на своего сопровождающего, а затем быстро опустила голову. И он, и я, оба мы любовались красотой гор, когда нас поднимали на верёвке. Возможно, в тот короткий момент, когда мы висели между землей и небом, между мирами, в своего рода эстетической пустоте, искусственном вакууме, между нами на миг установилось некое равенство. Но вот мы прибыли на платформу, на её твёрдые брусья и доски. Он твёрдо стоял на ногах, а я на коленях. Опять нас разделили вселенского масштаба различия. Я была кейджерой, а он был свободным мужчиной.
