Одним из первых уроков, который нам пришлось извлечь в загонах, это то, что никому из нас не позволено достоинство или личная жизнь. Вспомнился тот охранник, плеть которого я поцеловала первой, и который по неким причинам, в отличие от других, так жестоко обращался со мной. Несколько раз именно он оказывался тем, кто, как казалось, с раздражением вызывался «выгуливать меня». Несколько раз я вынуждена была садиться перед ним на корточки над дренажём и облегчаться. И пусть я была рабыней, но мне всё равно этот процесс казался позорным и смущающим. Перед кем угодно, только не перед ним, не перед тем, кто был столь драгоценен и особенен для меня, кто фигурировал в моих самых беспомощно сладострастных и смиренных мечтах, тот, чью плеть я поцеловала первой в этом грубом и прекрасном мире! Почему он так ненавидел меня? Почему он заставлял меня делать это? Почему он так желал моего позора и так оскорблял меня? Может он именно так он хотел думать обо мне или запомнить меня такой, грязным, жалким, бессмысленным животным, облегчающимся перед ним по его команде?
Невольница обычно тщательно очищает себя после этого, если, конечно, не получит иного приказа, что, кстати, бывает крайне редко, из-за соображений гигиены, а так же исходя из постулата, что она должна быть в любой момент готова для использования владельцем. В этой камере, для такой цели, по-видимому, предназначалась сено и вода, чем я и воспользовалась. И в этом не было ничего необычного. Сено требовалось оставить в горшке. Нас, кстати, выдрессировали следить за своей чистотой. Причём за недостаток этого наказывали плетью. Рабыня не свободная женщина, она должна следить за собой, прикладывая к этому максимум усилий. Она должна постоянно быть свежей, отдохнувшей, чистой и привлекательной.
Снова завернувшись в одеяло, я села в угол, прижавшись спиной к дальней от входа стене. В одеяле было тепло, но при этом, внутри него, в своей откровенной тунике, я всё равно чувствовала себя совершенно голой.
Под одеялом, кончиками пальцев левой руки, чуть приподняв край туники, я ощупала бедро. Крохотная метка быстро нашлась на своём месте. Моё клеймо. Под одеялом я чувствовала себя очень мягкой и уязвимой. Поняв руку вверх, не вытаскивая её из-под одеяла, я коснулась горла. Там не было ошейника.
Внезапно я вжалась в стену. На мгновение у меня перехватило дыхание. Животное, так напугавшее меня некоторое время назад, снова появилось по ту сторону решётки. Это было похоже на пятно мрака на фоне темноты. Я с трудом могла разглядеть его, но знала, что оно стоит там. Я чувствовала его тяжёлый звериный запах, слышала его дыхание. Монстр ткнулся мордой в решётку. Раздался глухой грохот и предупреждающее рычание, заставившее меня ещё плотнее прижаться спиной к стене. А затем послышалось негромкое удаляющееся постукивание когтей, и всё закончилось.
