– Ты хоть кроме купания и охоты хоть что другое умеешь? Да ты хоть мужу-то, дура, смогла бы стакан воды подать? Что ж, и брат твой отупел что ли? Одного Аида я только люблю, дай Я ему здоровья, чтоб он там их всех карал нескончаемо. Посейдон!
– Что, брат. – Томно отвечал Посейдон.
– Что ж у тебя там нимфы проституцией занимаются с героями? Ты смотри, брат братом, а бородишки-то я тебе поотрываю. Словом, всех покарать, всех уничтожить, без жалости и сочувствия! Чтоб знали, что здесь у всех я один защитник и покровитель!
Все были просто поражены и сидели как на похоронах.
– Сынок, что там еще? – Говорил уже спокойно Зевс.
– Вот еще бумажка, отец мой. – Отвечал ему совсем уничтожившийся в муху Гермес.
– Какая? Ах да, точно, а я и забыл! Сын мой! Сын мой! – Принялся он кричать на всю залу.
– Вот я! Вот я! – Отвечали ему с разных сторон.
– Да нет же, нет же, где ненавистный мой сын!? Ах, вот он где, что ж ты сидишь молчишь? Ну! Что не отвечаешь?
Между тем я как бы заметил, что глаза Зевса были устремлены на меня, и что обращался он как бы ко мне.
– Что ж ты молчишь? – Продолжал он. – Ладно, молчи, бессовестный, ведь я, ты знай это, скажу тебе при всех, не люблю и ненавижу тебя. Сколько раз уже я грозился тебе, что сброшу тебя с Олимпа преисподнее всех уранидов? Сколько раз повторял я, что, ни будь ты моим собственным чадом, давно бы тебе сгнить под землею? Почему, вот скажи мне пожалуйста, мне, отцу твоему, почему ты такой злой и кровожадный? В кого ты такой уродился? Бог войны, одна война и смерть у тебя на уме, не любишь ты когда другие люди счастливы и питают к друг другу радостью и сердечную любовь, когда муж любит жену свою, а сын свою матерь, когда они помогают друг другу и в болезнях и в счастье? Почему же ты спешишь отнять это у них? Мужа у жены, и сына у матери? Почему ты не ведаешь ни любви, ни жалости, ни даже хоть малейшего понимания? Одно утешение у тебя – война, только о ней ты думаешь и нет в тебе человечного чувства. Почему не можешь ты среди столь тихих и спокойных дней созерцать всю ту картину, которую подарили нам наши отцы, созерцать и разделять счастье с ближними тебе, забыв о войне и проявлять сострадание к каждому близкому нам человеку. Как ты надоел мне уже, жаждущий крови, как я хочу уничтожить тебя, ненавистник мира. Теперь же предел моей доброты иссяк. Проклинаю тебя, отойди же от нас на все века!
Тут брови его нахмурились, и он, уж соткавши в своей громоносной руке целую молнию, страшно потряс ее и ударил меня через весь стол в самую грудь, так что я даже сказать ничего и не успел. Нестерпимая боль поразила меня, Зевс гомерически засмеялся, а я же, проваливаясь сквозь обломки земли, полетел с безумной скоростью вниз, в самый Тартар, позабыв уже и про Афродиту, и про Артемиду, и даже про волшебную склянку.
