Так я летел с болью в груди еще несколько времени, покамест не добрался до обители грозных гигантов, и покамест наконец не ударился мощно об самую землю спиной, так, что боль уже стала совсем нестерпимой, от чего я даже проснулся, закашлял, и обнаружил себя в кабинете у Тенетникова, лежащим на полу и, видимо, упавшим на него со стула.
На шум вбежал Лев Борисович. Он помог мне подняться, отряхнул меня, немного пошутил и вежливо выпроводил в залу, напомнив мне об нашем уговоре и уточнив дату моего следующего прихода.
Я вышел на улицу, закурил папироску, и долго еще после того гулял по ночному Петербургу, обдумывая все увиденное и услышанное мною за сегодняшнюю ночь.
Все это, однако же, прекрасно, то есть все эти события с трупами, контрактами, которые я мнимо заключаю со своими сновидениями, и последствиями, которые каким-то странным образом проистекают из самого центра моего воображения и несомненно накладывают отпечаток на мою собственную жизнь.
Много раз еще я не переставал думать об этой странной истории, касающейся появления трупов на Фонтанке, ведь не может же миф стать явью, без наличия столь весомых доводов, как и не может самая явь стать мифом, мимо того же самого наличия. Все это я обдумывал многими днями, но не так, как раньше, нет, теперь я стал задумываться об том философично и обстоятельно, стал вникать в разгадку этих явлений, поскольку было ясно, что тут кроется что-то еще.
Быть может, что самый этот опий воздействовал на мое воображение и теперь же вызывает у меня галлюцинации, посылая мне видения в виде Арсюшкина, а может и впрямь в этом мире есть разумная жизнь; быть может трупы-то на Фонтанке были уже весьма давно, и теперь их попросту больше нет, а на весь мой рассудок подействовала сильная история моего приятеля? А может и напротив, трупы не появляются теперь же из-за того, что мы с Тенетниковым просто связываем их с каменьями самым тщательным образом? Нет, все это не могло просто быть, но зато оно еще и разумно проживало, действовало и решало как поступить в этом загадочном обиходе.
Нечего говорить, что я и вовсе перестал выходить куда-либо из дома, так, что многие переволновались не на шутку. Я стал гадок, бледен, похудел, от того, что мало стал есть, плохо стал себя чувствовать, от того, что не сплю по ночам. Стал подозрителен, нервозен, боязлив. Сон, мой настоящий и сладкий сон превратился теперь же в сущий кошмар, ибо все мои обычные сновидения зазывали меня вернуться туда и решить эту загадку.
