Все это слушал я со вниманием и поражался плутовству людей, говорящих это.
Вскоре я заметил еще один проход в некий тоннель и проскочил туда, дабы повидать еще что-либо в египетской гробнице. Внезапно я услышал весьма заунывную и трагичную вокальную песнь, и что-то даже разглядел в конце тоннеля: там, в наступившем полумраке, проглядывался более яркий свет виднелись даже перемещения людей по многочисленным комнатам.
Я поспешил туда, осторожно держась в укрытии, и оказался в зале со многими ходами и выходами, с приборами и какими-то ритуальными принадлежностями. Тут были мантии, одно каменное ложе на манер пентакла, некие сосуды с маслом и топленым воском, цветы, погребальные одеяния и еще одна урна с порошком синего цвета, то есть с подобием особого праха, еще множество бальзамов, ножей и один большой клинок из камня с золотыми лезвиями, как бы жертвенный нож.
Вдруг целая процессия вошла в помещение; я спрятался за стену и принялся наблюдать за их действиями.
Прежде всего ее возглавлял великий жрец в полностью золотом одеянии, а за ним шло двое жрецов в простых черных мантиях. За ними вся связанная особливыми нитями шла дева необычайной красоты, видно, что не из простой семьи. Лицо у нее было мрачно, как будто она собралась погибнуть. Затем шли еще трое жрецов в темных одеяниях, которые также придерживали нити, чтобы дева не смогла сбежать. Замыкали шествие человек пять или шесть в особых золотых масках, которые и исполняли эту странную песнь, очень похожую на сатанинскую.
Остановившись у ложа, они сняли с той девы белую мантию, и обмыли ее полуобнаженную божественным бальзамом, затем уложили на ложе и намертво привязали к нему. Волосы ее они также облепили воском или еще чем-то, сплели в косу и оттянули ее от головы к верху. Оставшуюся одежду ее сняли две какие-то жрицы в одних только масках, и накрыли ее золотой тканью, раздвинув, кстати говоря, ее ноги и смазав маслом все ее тело.
Великий жрец уже затачивал страшный клинок, урну с прахом ставили на еще один маленький жертвенник, куда из сосудов положили сердце козла и другие его органы. Свечи горели и благоухали, дьявольская песнь набирала ритм, а все жрецы, обложив деву травами и склянками с зельем, принялись молиться неведомому Богу, а сама же дева была мрачна еще больше и даже слезы потекли у нее из глаз. Помимо этого, ей навязали повязку на рот, которая лишала ее дара речи.
Мне вдруг стало очень жаль молодую красавицу, а именно то, что она принуждена была отдать жизнь не за что, и я, видя в ее глазах ужасные думы, сам начал думать как спасти ее. Ибо я, уж понабравшись навыков в битве, теперь же хотел еще стать и отважным рыцарем чести, спасающим претерпевающих.
