– Ах, это вы… – Начал я, подползая к Арсюшкину и не зная, что говорить дальше. – Виноват, я… кажется, попал в неловкое положение перед вами…
– Полно, – отвечал мне он. – Я могу прекрасно понять вас, и ваше положение, ведь вы же были вынуждены идти против нас, но теперь, когда уже сам Господь Бог с нами и все наше войско присутствует здесь и смотрит на вас, теперь-то вы должны перейти на нашу сторону и покарать злую бесовью власть, этот чертов оплот. Теперь-то вы окончательно с нами, милый друг?
Я решился в ту же самую минуту и дал свое окончательное согласие, полагая, что теперь мы точно свергнем Тенетникова и победа будет за нами.
Войско с шумным одобрением приветствовало меня. Меня подняли на руки, одели в латы, обули, дали мне клинок и пистолет, поставили на ноги и уже потом, бок об бок с Арсюшкиным, Трезвонкиным, Сахаренкиным, Лимонкиным, Свистенкиным и даже Теленкиным, вдался в самое пекло боя и не обращал внимание уже ни на усталость, ни на страх. Начиналась решающая любой исход битва: все охотники на расхитителей выстроились свиньей и пошли в наступление, прикрываясь громадными стальными щитами, которых с трудом брали снаряды ополченцев и их оружие, но зато как масло нож их с легкостью срезали наши две оставшиеся гаубицы. Помимо этого у нас было еще около двух тысяч превосходных бойцов кавалеристов, которые располагали свои туловища на откормленных свиньях и шли теперь же в атаку, поскольку они были предусмотрены Арсюшкиным для, так сказать, заключительной части сражения. Все свиньи были также обвешаны шипами и стальными пластинами, а когда мы поравнялись с ними, Арсюшкин, увидев, как я ловко подсобил ему, размозжив каменную голову одному из врагов из-за спины, сказал мне:
– Пора принимать наступление, Иван Андреевич. Едемте же теперь на свиньях в самый замок, поскольку сейчас будут взрывать ворота. Ах! А вот и снаряды везут.
В самом деле, я увидел как в сторону ворот замка везут две тележки, нагруженные взрывными снарядами со множеством фитилей и других принадлежностей.
– Я с вами, благодетель мой! – Отвечал я ему, совершенно вдохновленный победой и пролитой кровью, то есть разбитым камнем.
– Тогда вперед, и тогда уж через пол часа вы поставите ногу на грудь Тенетникова, который будет молить вас об пощаде, да только вы не пощадите его! Ха-ха-ха-ха-ха!
Я уселся на свинью, перезарядил все свои револьверы, которые держал в обоих руках, и, вместе с остальными двумя тысячами, помчался в бой, желая и впрямь увидеть физиономию Тенетникова, когда он узнает, откуда все это время исходило столько бед и трагедий. На самом деле, мне было тогда не весьма безразлично, поскольку принятое мною решение преступало через раннее данные мною клятвы, но я черт возьми почему-то никак не мог остановить себя, надо полагать, что тщеславные мечты приглушали эти мои совестные припадки.
