Тем не менее она расценила это как близость, никогда не хотела другого мужчину. Никогда не позволяла другому мужчине прикоснуться к ней. Он не уверен, сможет ли кто-то стать особенным для него, но он точно будет для нее исключительным. Несмотря на некоторое недоумение, он почувствовал себя польщенным, испытал глубокое удовлетворение, полнота которого даже сильнее оргазма.
— Да. — Она прижала руку к груди. — Между нами была близость, и это чувство трудно разделить с кем-то еще. Разве не так?
— Да. — Ему совсем не было стыдно. — Желание на то и существует, чтобы быть удовлетворенным.
— Не думаю, что это так. Смысл желания в том, что оно не может быть удовлетворено в любое мгновение и с любым человеком.
Он крепко взял ее за запястье.
— Ты только что призналась, что никогда не чувствовала такого раньше. А если бы другой мужчина воспламенил твои чувства, ты бы тоже отдалась ему?
Эта мысль, как кислота, разъедала разум.
— Нет.
— То есть именно я для тебя важен? — Он сжал ее еще крепче.
Фелипе никогда не чувствовал, что значим для кого-то. Ни для жестокого отца. Ни для слабой матери. А так хотелось быть важным, нужным, он отчаянно искал этого.
— Я сказала, что выйду за тебя замуж. — Брайар не смотрела на него. — Но ты никогда не говорил мне, что я важна для тебя.
— Я сказал, что женюсь на тебе. Или ты видишь здесь других женщин с моим кольцом на пальце?
Она покачала головой.
— Вот и ответ, — заключил он.
Его телефон завибрировал в кармане. Он пробормотал ругательство и ответил на звонок.
Рейф. И так не вовремя. Почему он решил завести друзей?
— Сегодня мы не смогли поговорить, — сказал тот. — Ты всех выставил за дверь.
— Удивлен, что ты ушел без принуждения. — Разговаривая, Фелипе одновременно наблюдал за Брайар.
— Нам с Адамом пришлось это сделать. Хотя Адама принудила невеста, посчитавшая, что твои желания должны соблюдаться. Она еще не знает тебя достаточно хорошо, поэтому выполняет все твои приказы. Но твой отец умер.
— И это лучшее, что он мог сделать. Столько людей незаслуженно умирает молодыми.
— Говорят, хорошие люди умирают молодыми, — заметил Рейф.
— Тогда мы с тобой в безопасности.
— Мы-то уж точно. Тогда я вообще должен быть мертв. Да даже вряд ли родился бы.
Цинизм — одно из многих качеств, которые импонировали Фелипе, и он считал Рейфа другом, хотя и полагал, что дружба — бессмысленное занятие.
— А я рад, что живу. И пережил этого старого ублюдка. — Взгляд устремился на Брайар. — А еще у меня намечается отличная ночь.
