После того, как он начал наступление в газетной статье, Пауль хотел бы, чтобы он "ничего не писал". Однако почему, следовало бы спросить, он издал эту примечательную критику? Тем не менее было интервью с ним, которое 10 августа 2001 года передавалось Немецким радио Берлина, ставшее началом этих дебатов. В этом интервью, которое было проведено по инициативе Михаэля Грота, тогдашнего корреспондента радиостанции в Саксонии и знакомого Пауля, Пауль собрал свои преимущественно сомнительные замечания: невозможно, чтобы Хаффнер уже в 1939 году мог использовать слова "окончательная победа" и "виртуальный[17]", равно как и выражение "business as usual". Лингвисты и историки быстро опровергли эти и другие пункты.
Пауль в течение нескольких месяцев пытался убедить какую-либо редакцию в Германии в обоснованности своих размышлений, однако долгое время никто не хотел напечатать его критику, содержавшуюся в нескольких страницах. В августе 2001 года он в конце концов дал интервью на радио. Однако оно должно было быть транслировано лишь после опубликования его текста в берлинской "Tagesspiegel". Пауль явно полагал, что его текст появится там в конце той недели. И он отметил для "Sächsischen Zeitung", что его критика — сокращённая на несколько уже опровергнутых обвинений — будет спустя несколько дней напечатана как вклад в дебаты. Согласно Паулю, "Tagesspiegel" отказалась печатать его вклад, после того как его интервью на Немецком радио стало началом столь бурной реакции в прессе.
В посланном в несколько газет и в конце концов напечатанном лишь в "Sächsischen Zeitung" тексте Пауль заявляет про "изобилие объективных невероятностей и нелепостей, которые при последовательном чтении снова и снова ставят вопрос об истории возникновения этого текста". Постоянно встречаются такие выражения Пауля, как: "… что же ведь не соответствует", "так не могло происходить в марте 1933 года" или "так не могло быть". Эскалаторов на станциях берлинской подземки, которые упомянул Хаффнер в "Истории одного немца", тогда ещё не было. В действительности они существовали с 1 июля 1927 года, что можно узнать в берлинском музее техники. Чтобы получить эту информацию, ему потребовался бы примерно час.
Становится абсурдным, когда Пауль критикует то, что в тексте Хаффнера отсутствуют "конкретные указания на места или персоны". "Невозможно узнать, возле какой казармы СС, в которой день и ночь били в барабаны, жил его отец" (Пауль: "Тут задаёшься вопросом: разве эсэсовцы вовсе не спали по ночам?"), равно как то, что Хаффнер не делится сведениями о том, для какой газеты он писал "или кто были те "поэты внутренней духовной жизни, которых он лично знал" и которые скоро узнали, что такое для них нацистское господство. Большинство всплывающих имён это либо клички, либо они звучат скорее искусственно придуманными". Разве Паулю не ясно, что книга Хаффнера, появись она в Англии, немедленно нашла бы дорогу в центральное учреждение гестапо? Что он бы подвёл под нож друзей, семью и коллег? Быть может, Пауль никогда не задумывался о том, почему Хаффнер в Англии выбрал для себя псевдоним? "Себастьян Хаффнер", сколь бы удачно не казалось выбранным это имя, не является таким, какое обыкновенно представляют для имени человека искусства. Разве тот факт, что все имена анонимны, не говорит ещё более в пользу того, что Хаффнер в 1939 году должен был защитить своих друзей и знакомых в Германии?
